— Итак, думаю, наконец-то все собрались, — сказала тетя Бекки, — по крайней мере, все, кого я ждала, и те, кого не ждала. Не вижу Питера Пенхаллоу и Лунного Человека, но полагаю, от них вряд ли можно ожидать разумных поступков.
— Питер здесь, — запротестовала его сестра Нэнси Дарк. — Он на веранде. Вы же знаете, Питер ненавидит сидеть в битком набитых комнатах. Он привык к… к…
— Огромным пространствам мира Божьего, — пробормотала тетя Бекки.
— Да, это так… это то, что я имела в виду… что я хотела сказать. Питер так же беспокоится о вас, как любой из нас, дорогая тетя.
— Осмелюсь заметить, что это многое значит. Или о кувшине.
— Нет, Питер совсем не думает о кувшине, — сказала Нэнси Дарк, радуясь, что наконец-то нашла твердую почву под ногами.
— Лунный Человек тоже здесь, — добавил Уильям И. — Я вижу его, сидящего на ступенях веранды. Его не было несколько недель, но сегодня он вернулся. Удивительно, как ему всегда удается пронюхать, что где происходит.
— Он вернулся вчера вечером. Я слышал, как он ночью выл на луну из своей лачуги, — пророкотал Утопленник Джон. — Его следует запереть. Позор для всей семьи, как он живет, болтаясь босиком и в лохмотьях по всему острову, словно у него нет никого, кто бы мог позаботиться о нем. Мне плевать, что он недостаточно сумасшедший для бедлама. Следует принять какие-то меры.
Тетя Бекки вернула снаряд.
— Как и к большинству из вас. Оставь Освальда Дарка в покое. Он совершенно счастлив в лунные ночи, а признайтесь-ка, кто из нас может сказать то же о себе. Если мы бываем пару часов счастливы под луной, это большее, что боги могут сделать для нас. Освальду повезло. Амброзин, вот ключ от моего медного сундука. Поднимись на мансарду и принеси кувшин Гарриет Дарк.
III
Пока Амброзин Уинкворт ходит за кувшином, а семейное собрание молчит, возбужденно погрузившись в ожидание, давайте посмотрим на них внимательней, отчасти глазами тети Бекки, а отчасти своими собственными, и получше познакомимся с ними, особенно с теми, на чьи жизни кувшин, так или иначе, оказал влияние и изменил их.
Здесь собрались очень разные люди, каждый со своей семейной и личной тайной, с публичной жизнью, о которой известно почти все; с внутренней, о которой неизвестно ничего, даже тощей поджарой Мерси Пенхаллоу, чьи худоба и поджарость приписывались ее хроническому любопытству касательно всех и каждого — оно не давало ей покоя ни днем, ни ночью. Большинство из них казалось скучными уравновешенными людьми, и такими они и являлись, но у некоторых случались в жизни яркие приключения. Некоторые были очень красивы, другие — забавны, некоторые — умны, другие — посредственны, одни из них — счастливы, другие — нет, одних любили все, других — никто. Одни достигли всего, чего хотели, и им нечего было более ждать от жизни, другие все еще искали приключений и хотели осуществления давних взлелеянных, неудовлетворенных тайных желаний.