— Как дела семейные? — спросил Фрэнк, лукаво подмигнув.
Наступившая вдруг, наэлектризованная тишина дала Фрэнку время подумать. Где-то у двери хихикнул невоспитанный юнец. Фрэнк не знал, что последовало за свадьбой, на которой танцевал. Но почувствовал, что ступил куда-то не туда. Вероятно, у них не было детей, и они переживали из-за этого. Его язык вечно доставлял ему неприятности. Но черт побери, если у них нет детей, они могли бы их иметь. Зачем Хью смотреть так сердито? А Джоселин всегда была весьма привлекательной женщиной. Но ей не стоит глазеть на него, словно она увидела нечто незнакомое и гадкое. Фрэнку не нравилось, когда люди что-то напускали на себя. Преподобный Джозеф завершил проповедь, и ждущие на крыльце со всеобщим вздохом облегчения вошли в церковь. Джоселин, которой хотелось только одного — бежать, бежать и бежать, пришлось зайти вслед за тетей Рейчел и тихо просидеть до конца церемонии, не понимая ни единого слова. Ей казалось, что ее раздели перед всем миром, который глазел, смеясь над ее стыдом. Бесполезно уверять себя, что лишь Хью знал или подозревал о ее любви к Фрэнку Дарку… или кому-то, кого она считала им. Ощущение постыдной публичной наготы не покидало ее. Как Хью, должно быть, смеется над нею! «Ты пренебрегла мной ради этого! И что ты думаешь о своей сделке?»
Хью вовсе и не думал ни о чем таком. Он посчитал, что Фрэнк Дарк довольно жалкий образчик мужчины, — не стоящий всей той ненависти, которую он к нему питал — не подозревая, что Джоселин только что увидела то же самое, что и он. В конечном счете, Фрэнк все еще был мужчиной в расцвете лет, а вкусы женщин весьма причудливы. Хью был вторым, кто не слушал Джозефа Дарка. Вся старая горечь и злость того свадебного вечера вновь вскипели в его душе. В какую сумятицу была превращена его жизнь, без его в том вины! Он мог бы выбирать из дюжины девушек — некоторые из них сейчас были здесь в церкви. Посмотрев на них, он решил, что все-таки предпочел бы Джоселин. Такой, какая она есть — с победной копной красно-золотых волос над бледным гордым лицом. Если она не принадлежит ему, то, по крайней мере, не принадлежит и другому. Никогда. Она не сможет развестись с ним. Хью заскрипел зубами в диком триумфе. Фрэнк Дарк никогда не получит ее… никогда!
Большой Сэм, словно ошалевший пес, молился сам себе, наблюдая, как Маленький Сэм, сидящий на скамье через проход, глазел на пышную вдову Терлицик. Он тоже не слышал ни слова из проповеди — к сожалению, потому что это была исключительно хорошая проповедь, яркая, красноречивая, поучительная. Джозеф Дарк заворожил своих слушателей. Он умело играл их эмоциями, возможно, даже излишне умело, и они отвечали ему, как арфы отвечают ветру. Они поднимались от низкой суеты к вершинам мечтаний и величия; жизнь, по крайней мере, на время, становилась прекрасной, и ее стоило прожить красиво; и мало кого не заставила трепетать сила убеждения, с которой оратор, наклонившись над кафедрой, обратился лично к каждому из присутствующих: «И никогда, даже в самые мрачные и ужасные моменты, не забывайте, что мир принадлежит Богу», — и закрыл Библию так, словно в этот миг ударил гром победы.