— Вот так, — сказала тетя Бекки, пряча некролог под подушку, вполне довольная тем, что создала сенсацию. — Вы убедитесь, что я не назвала себя ни «последней миссис Дарк», ни «усопшей леди», ни «реликтом». На этом все.
— Боже правый, слышали ли вы что-либо подобное? — тихо прошептал дядя Пиппин.
Остальные молчали, охваченные гневным ужасом. Разумеется, без сомнения, этот отвратительный некролог никогда не будет опубликован. Он не должен быть опубликован, если этому можно помешать, не прибегая к убийству Камиллы Джексон. Иначе посторонние посчитают, что он написан неким последним выжившим членом клана.
Но тетя Бекки достала другой документ, и все Дарки и Пенхаллоу временно закупорили свое негодование и откупорили уши. Кто же получит кувшин? Пока не прояснится этот вопрос, некролог может подождать.
Тетя Бекки развернула завещание и водрузила совиноподобные очки в круглой оправе на крючковатый нос.
— Я оставила все свои небольшие деньги Камилле до конца ее дней, — сказала она. — После ее смерти они должны достаться больнице в Шарлоттауне.
Тетя Бекки внимательно осмотрела собравшихся. Но не заметила особого разочарования. К чести Дарков и Пенхаллоу они не были жадны до денег. Никто не выказал недовольства по поводу прав Камиллы Джексон. Деньги — это то, что каждый должен заработать сам, но семейная реликвия, покрытая сантиментами умерших, ушедших надежд и страхов поколений, совсем другое дело. Что если тетя Бекки оставит кувшин какому-нибудь знатному чужаку? Или отдаст в музей? Она вполне способна совершить такое. Уильям И. Пенхаллоу мысленно поклялся, что в этом случае обратится к своему адвокату.
— Все долги следует выплатить, — продолжала тетя Бекки, — а моя могила должна быть высокой, а не плоской. Я настаиваю. Запиши это, Артемас.
Артемас Дарк недовольно кивнул. Он был содержателем кладбища Розовой Реки и знал, что кладбищенский комитет будет раздосадован из-за этого. Кроме того, такую могилу чрезвычайно сложно выкашивать. Тетя Бекки, вероятно, прочитав его мысли, сказала:
— Не хочу над собой выкошенной лужайки. Ты можешь преспокойно подстригать мою могилу ножницами. Я оставила также указания по поводу могильной плиты. Хочу такую же большую, как у всех. И еще я хочу, чтобы в гробу меня завернули в мою кружевную шаль. Это единственная вещь, которую я желаю взять с собой. Теодор подарил мне ее, когда родился Рональд. Были времена, когда Теодор умел, как все прочие, совершать любезные поступки. Она совсем как новенькая. Я храню ее завернутой в серебряную бумагу на дне третьего ящика комода. Не забудь, Камилла.