– Останется шрам.
– Для этого и старалась, – проворчала Пирра.
– Зачем? Придет же такое в голову!
– Думала, никому не нужна невеста с изъяном. Увидят и отправят обратно, а по пути сбегу.
– Вот глупая! Сколько раз повторять? С твоей матерью бороться бесполезно! Сколько ни пыжься, верх не одержишь!
Пирра промолчала.
На поступок дочери Яссассара никак не отреагировала. Лишь хладнокровно окинула оценивающим взглядом ее лицо. Произнесла: «Ты ведь должна понимать, что это ничего не меняет».
– Это мы еще посмотрим! – в запальчивости бросила Пирра. – Вот увидят меня ликонианцы и точно свадьбу отменят!
– Не отменят. Они себе не враги. Такими сильными союзниками, как Кефтиу, не разбрасываются. Поедешь в Лапитос, как договорились. Видишь, чего ты добилась? Превратила себя в уродину, и ради чего?
Раб завязал бинт у нее под подбородком.
– Вот так. Сделал все, что мог.
Для поддержания разговора Пирра спросила, из чего он приготовил мазь. Усерреф ответил: из макового сока, хны и толченого малахита – на языке египтян этот камень называется ваджу.
Пирра немного приободрилась. Раз Усерреф истратил на нее часть своих драгоценных запасов ваджу, значит не слишком сильно обижен. Для Усеррефа порошок малахита священен, ведь этот камень такого же ярко-зеленого цвета, как лицо бога, которому поклоняется египтянин. Усерреф использует ваджу как лекарство для особо серьезных случаев, а когда совсем заскучает по дому, перед сном растирает порошок по векам, чтобы увидеть во сне Египет.
Сквозь туман до берега долетели мужские голоса. Пирра спросила, что происходит.
– Вороны возвращаются, – ответил Усерреф. – Потеряли мальчишку в тумане.
– Кто он такой? Почему Вороны за ним погнались?
– Говорят, какой-то пастух. Говорят, покушался на жизнь сына вождя.
– «Говорят»?
Усерреф поморщился:
– Сама знаешь: посторонним на слово не верю. Только египтянам.
Это их старая шутка. Если бы не боль в щеке, Пирра улыбнулась бы.
– С Воронами поплыли двое местных рыбаков на своих лодках, – прибавил Усерреф. – Поначалу боялись связываться, но когда мы купили весь их улов, страхи быстро прошли.
Египтянин повернулся было к выходу, но Пирра его окликнула:
– Усерреф! Ты ведь все равно со мной поедешь, правда? Ну, в крепость к вождю?
Раб медлил с ответом. Пирра похолодела.
– Таков был приказ, – тихо произнес он. – Но потом ты изуродовала лицо, и твоя мать велела мне возвращаться на Кефтиу.
Казалось, сердце Пирры ухнуло в черную бездну.
– Я без тебя не смогу!
– Сама понимаешь, это не мне решать.
– Но… почему?
– Говорю же – Верховная жрица хочет тебя наказать. Ей ли не знать, какое наказание будет самым тяжким?