— Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! — прервали нас крики, от поезда торопился секретарь. — Телеграмма из министерства!
Собко поморщился и двинулся навстречу.
— Ну, бывай, Сеня!
— Спасибо, Михал Дмитрич, — улыбнулся учетчик и не удержавшись, спросил, понизив голос, — А он правда действительный статский?
— Правда-правда, он и с паровозными бригадами ездит, и на бронепоезде воевал, и в мастерских в любой угол влезть может. Правильный человек, трудяга, его все путейцы знают и любят.
— Надо же, — недоверчиво покачал головой парень. — Ну, счастливой дороги!
— И тебе удачи! — помахал я на прощание.
В вагоне Вася выговаривал секретарю.
— Я же просил в неофициальной обстановке именовать меня Василием Петровичем!
— Прошу простить, виноват. Чай готов, прикажете подавать?
Вагон тронулся, звякнули подстаканники и ложечки, проплыл мимо перрон, где нас проводил лично начальник станции и снова застучали колеса.
Чаевничать (или кофейничать в Васином случае) мы устроились за столом. Даже министерский салон-вагон потряхивало и если сидеть на диванах, то весь кипяток мог оказаться на брюках.
— Даа, Миша, как твои артели развернулись… А скажи мне, друг ситный, как у вас насчет кулаков?
— В смысле? — оторвался я от стакана.
— Ну я знаю, что все новые предприятия на селе обычно вступают в конфронтацию с лавочниками да кулаками, того же Гарина-Михайловского вспомни.
— Ааа, вот ты о чем… Мы предпочитаем их в наши системы встраивать, сотрудничество всегда лучше, чем вражда.
— И что, получается? — спросил Собко, поигрывая ложечкой в чашке с черным кофе.
— Ну, кто поумней, понимают, особенно, как деньги начинают считать. Их ведь перекупщики да оптовики точно так же дурят, как и всех остальных, — ответил я и выпил стопочку коньяку.
— А, ну-ну, так я и поверил, что прямо все так гладко.
— Не все, конечно, но мы же co-operative, сиречь совместное действие, — закусил я лимоном. — а когда против тебя весь мир, то устоять невозможно.
— Ну, смотря кому! Вон, есть такие крестьяне, что владеют тысячей десятин земли!
— И много их? На всю Россию — несколько сотен, а нас — миллионы. Такая ответочка прилететь может, никому мало не покажется.
Так мы спорили еще примерно час, пока разговор опять не свернул по накатанной на близкую войну. Уж Васю-то я накачивал побольше остальных, начав с изложения плана Шлиффена, замаскированного под мои прогнозы. Дескать, единственный шанс Германии в войне на два фронта — в молниеносной кампании разгромить Францию и, пока Россия возится с мобилизацией, перебросить войска против нее.