Медленно поднимаясь по лестнице, она искала внутри себя точку, оперевшись на которую она снова сможет быть той спокойной и уверенной, легкой и решительной Надей Невельской, которую хотят видеть ее муж, ее сын, ее шеф.
Телефон зазвонил. Ленка. Нет. Не сейчас. А может, никогда. С меня хватит.
* * *
С трудом переводя дыхание после подъема на шестой этаж, Надя отперла дверь и рухнула на банкетку в коридоре. Сил совсем нет. Надо готовить ужин.
– Мне звонила Лена. – Голос Вадима, который подошел к ней легко и стремительно, от напряжения почти звенел.
– И? – Надя даже не открыла глаза.
– Она мне все рассказала! – Вадим не разговаривал так с женой никогда. Просто никогда. Надя разлепила веки, будто залитые свинцом, и, прищурившись, посмотрела на мужа.
– Что она тебе рассказала?
– О твоих кражах! О том, что ты воруешь!
Повисла пауза. Вадим, ждавший хоть какой-то реакции, растерялся и искал новые слова, которые могли бы ее расшевелить.
– Почему ты молчишь? Ты понимаешь, что все это значит? Если узнают на работе? Если узнают в университете?
Надя молчала, внимательно глядя на бьющегося в истерике мужа. Странно, она прожила с ним двадцать лет и никогда не видела его в таком состоянии. Даже когда умер его отец, он не вел себя так, как сейчас…
– Надя! Ты что, оглохла? Как ты себе представляешь это?
– Я себе очень хорошо это представляю, Вадим, – ответила она совершенно спокойным, ясным голосом. – Я действительно это делаю. И я понимаю, что будет, если узнают на работе.
– Да при чем здесь твоя работа? – Все-таки мужская истерика выглядит очень безвкусно, подумала Надя, когда Вадим нечаянно дал петуха. – А про нашу фамилию ты подумала? Ты носишь известную на всю Москву, на всю страну фамилию! И ты ее опозоришь! Что будет с мамой, если она узнает!
– Да, это очень важно, что будет с твоей мамой, – медленно, с нескрываемым сарказмом произнесла Надя. – Нам всем очень важно состояние твоей мамы. Настолько важно, что мы оплачиваем ее отдых в Карловых Варах, хотя сами живем на одну мою зарплату, правда?
– Это низко, так говорить, в конце концов! – Вадим был в таком состоянии, что не осознавал всей иронии ситуации. – Ты нас всех поставила под удар! Всех нас! Ты Невельская!
– Да, Вадим, я уже двадцать лет Невельская. И я чертовски дорого заплатила за право носить эту фамилию. – Ее голос окреп и стал громче. – Я всю жизнь пашу одна, тяну этот воз одна ради того, чтобы ты мог, не роняя своего достоинства, заниматься живописью. И краски, которыми ты пишешь свои полотна, куплены на деньги, которые я заработала – и тебе не важно, какой ценой, – Надя говорила, как будто резала: жестко, спокойно, с холодной ненавистью, которой сама от себя не ожидала. – И ответь мне, пожалуйста, почему ты за моей спиной так доверительно общаешься с Ленкой? И почему ты так адски по ней скучаешь, если ты сам не делаешь ничего, что могло бы опозорить звучную фамилию Невельских?