– Промахнулся! Промахнулся, вот зараза!
– Но хоть задел? – спросил отец.
– Кажется, да.
– Айда посмотрим. За подранком легко пойдем.
Мы спустились обратно, почти к реке. Отец ткнул пальцем в утоптанную тропинку:
– Вот кабанья тропа. По ней уходил.
Он показал нам следы и капельки крови.
– Эх, несильно ранил, уйдет.
Мы двинулись дальше по следам. Тропа шла глубже в лес, но олень свернул влево и поднимался по сопке, нависавшей над речным изгибом.
– Молодой. Глупый. Наверх поднимается, – прокомментировал отец, найдя капли, ведущие в сторону. – По тропе мог уйти. Отсюда не уйдет.
Он жалел каждое убитое животное, поэтому чаще бил птиц и зайцев – этих было не так жалко.
Мы шли по следам. Олень пытался запутать нас, но кровь на земле и листьях выдавала его. Он петлял между деревьями, поднимаясь все выше. И вот нам уже открылся обзор на сопки, которые расходились во все стороны, как зеленое море.
– Вон, вон, уходит! – громко прошептал отец.
Мы шли по чистому лесу. Деревья стояли редко, никаких непроходимых мест.
– Я тоже вижу! – воскликнул Игорь Петрович.
– Давайте передохнём. – Отец остановился, тяжело дыша. – Трудно подниматься.
Мы немного подождали, пока он отдохнет. Игорь Петрович протянул сыну винтовку.
– Держи. Твой будет.
Сергей нехотя взял.
Мы пошли дальше и выше, и я увидела оленя, уходящего вправо и вверх.
– Вон, вон, смотри! Остановится – стреляй.
Мы подошли еще ближе. Олень заметил нас и занервничал, стал суетливо уходить.
– Видел, видел? – спрашивал отец.
Сергей отрицательно мотал головой. Мы снова нагнали оленя, но Сергей не видел его, я даже подумала, что он врет, так как не хочет напрямую отказываться от охоты. Но тогда отец – мой отец, – показывая в сторону оленя, зашептал:
– А ты закрой глаза, да представь себе оленя этого. Рога, голову, ноги.
Я представила вздрагивающие оленьи ноздри и то, как зверь нервно оглядывается, когда слышит позади наши голоса.
– И потом полегше будет.
Мы нагнали оленя почти наверху, он стоял на камне, прямо над обрывом. Камень врезался параллельно в сопку. Сергей привалился к стволу, вскинул винтовку на плечо, зажмурился, потом длинно выдохнул и посмотрел в прицел.
– Видишь?
– Да.
В этот момент под кем-то из нас хрустнула ветка. Олень беспокойно оглянулся. Он знал, что мы рядом, но не видел нас и тревожился.
– Лист помешает, – прошептал отец. – Да и в воду сорваться может.
Сергей снял винтовку с предохранителя. Он долго целился, а мое сердце ухало все сильнее. Я видела, как дрожат его руки, как прерывисто он дышит. Он боялся убивать оленя и одновременно не хотел показать отцу, что охота ему неинтересна. Олень уставился в нашу сторону, а Сергей все целился, и у него дрожали руки и сжимались губы. Я тоже дрожала, чувствуя то же, что и он, злилась на него и одновременно жалела.