– Спать будем по очереди, – сказал отец. – Вы сейчас идите. Разбужу. Высижу сколько смогу.
– Есть какая-нибудь еда? – скрипуче спросила я.
– На. – Отец протянул мне хлеб.
Я трясущимися руками взяла кусок с коричневой корочкой. Хлеб был пористым, кисловатым и очень вкусным, и, несмотря на голод, я долго жевала его, растягивая удовольствие.
Костер шипел. На него сверху скатывались ручейки воды, но высыхали, не добираясь до сердцевины. Рафа смотрел на пламя, потирая ладони. Вера вышла из леса, присела между отцом и Рафой, протянула руки к огню, взглянула на меня.
– Спроси у него. Спроси обо мне. Он все расскажет.
Рафа дернул плечом, отгоняя кружившего над ним комара. Потянулся к куче дров за поленом.
– Это ты был с ней на крыше? – спросила я, глядя в костер. – Скажи, что там было? Что она говорила перед тем, как спрыгнуть?
Рафа посмотрел на меня с недоумением, и уже по одному его взгляду я поняла, что нет, не он, что и тут я ошиблась.
– Ты знал, что случилось зимой, – продолжала я.
Я не могла остановиться. Сегодня все должно было проясниться. Рафа никуда не денется, никуда, и расскажет, что же произошло тогда, в девяносто девятом. Вера пошевелила кроссовкой полено, прогоревшие дрова провалились, костер распался и горел низко от нескольких кусков.
Рафа медленно потянулся за дровами, взял три небольших полена, положил в огонь. Я ловила его взгляд, но натыкалась на все ту же холодную стену. Она надежно защищала Рафу от таких, как я. Снаружи загудел, завизжал ветер. Так громко, что мы, все трое, подняли головы и посмотрели вверх. Ураган мог зацепить деревья, и они один за другим могли повалиться, навсегда укрывая нас своей богатой кроной, толстыми стволами и жирными корнями, вывороченными из земли. Но ничего не случилось. Порыв ветра усвистел дальше, деревья над нами успокоились, перестали раскачиваться и визгливо скрипеть.
– Кто тебе рассказал? – спросил Рафаиль.
– Леня.
Рафа молчал.
– Почему вы не сказали мне? – прошептала я. – Я помогла бы.
– Я не знал, что делать, – сказал Рафа, и я с облегчением увидела, что он плачет. Он оплакивал Веру. – Она пришла тогда, как я понял, после Лени, ночью. Мы думали, что-то случилось, открыли, а там – Вера. Пьяная, еле держалась на ногах. Стояла на площадке, отец сначала не пустил в квартиру. Потом я ее все-таки затащил. Вся растрепанная, одежда порвана. Родители ушли к себе, отец все ругался, хотел ее выгнать… Ну, ты помнишь, какой он был. Мать его еще долго успокаивала…
Я вспомнила о своем отце, сидящем напротив. Он немигающими глазами смотрел в костер. Уйти не мог, было слишком холодно, да и пообещал ведь дежурить первым. Я пожалела, что он, не желая того, узнает всю нашу историю.