Сквозь огонь (Овчинникова) - страница 99

Из кабинета вышла девушка, которая со мной говорила, перегнулась через перила, крикнула вниз:

– А ну, заткнулся, синяк!

Синяк стих, и девушка, раздраженно взглянув на меня, скрылась в кабинете. Как только хлопнула ее дверь, снизу снова раздалось бормотание, набирающее громкость и азарт:

– Да я тебя, с-с-су-у-у…


Сосед сверху приходит, когда главный герой остается один. Он звонит в дверь, и Саша (десять лет; школьник; семья неблагополучная) приносит к двери стул смотрит в глазок. Открывать дверь Саше категорически запрещено. Отец может побить за ослушание, поэтому Саша ни за что не откроет. Сосед стоит молча, пошатываясь, и в глазок крупно видно его лоб и волосы. Он звонит три раза, а потом уходит к себе.

Однажды приходит полицейский, поговорить с отцом. Саша подслушивает – полицейский опрашивает жильцов, не замечали ли они с месяц назад что-то странное. Их сосед сверху мертв уже примерно месяц. Саша обмирает.

И вот в который раз Саша остается один. Раздается звонок в дверь, и герой тащит стул и забирается на него. В глазке – сосед. Он смотрит прямо в глазок и потолок и пол у мертвеца колыхаются, и его мутит от того, как много он вчера выпил.


Дождавшись, когда потолок и пол перестанут колыхаться, я встала, спустилась в туалет и, пригнувшись к крану, стала жадно пить. Ледяная вода катилась в желудок, и я замерзала, но пила и пила, не отрываясь от ржавого крана. Потом постояла, глядя, как вода стекает в слив, закручиваясь воронкой. Оглянулась, осмотрела туалет. Его не отремонтировали, как остальное здание управления. Синяя краска на стенах облупилась. Двери в три кабинки были старые, деревянные, тоже грубо, с потеками крашенные синей краской. Вместо унитазов чернели кафельные дырки в полу с ребристыми местами для ног. Двери без задвижек открывались внутрь, с обратной стороны – ручки, чтобы придерживать их, когда сидишь.

Я толкнула одну из дверей. Внутри стояла Вера. Еще полненькая, с пшеничными кудрями. Расставив ноги по сторонам дырки, она сосредоточенно застегивала джинсы – те самые, у которых постоянно заедала «молния». Вера изо всех сил дергала собачку, чертыхалась и откидывала назад локоны. Она справилась с «молнией», застегнула пуговицу, опустила свитер, нажала на кнопку смыва, и в ржавый унитаз полилась вода.

– Че тупишь, идем Леньку искать! – сказала она, проскочила мимо и выбежала из туалета. Легкие кроссовки зашлепали по ламинату.

Я выглянула в коридор. Пусто и тихо, даже синяк в обезьяннике притих – выдохся или отрубился.

На улице Веры уже не было. Я двинулась в сторону парка, останавливаясь через каждые сто метров, чтобы отдохнуть. Людей стало больше, снова подвыпившие взрослые, счастливые дети. Мне захотелось позвонить сыну и дочке, но, похлопав по карманам, я в очередной раз вспомнила, что забыла телефон, и, чуть не плача от того, как сильно соскучилась по ним, пошла своей дорогой.