— Она прекрасна!
— Ага, и сама в этом не сомневается, — подтвердил лорд Деламер весело.
Он был довольно грузен и на солнце сильно потел, хотя всегда отшучивался по этому поводу. Пока отец внимательно рассматривал кобылу, наклонившись к забору, Деламер ежеминутно стирал голубым платком градом катившийся с лица пот.
Мне редко доводилось видеть лошадь, которая испугалась бы моего отца и убежала от него. Кокетка не стала исключением. Она сразу поняла, что он — хозяин положения, хотя она еще и не принадлежала ему. Когда отец подошел, она пошевелила ушами и фыркнула, вздернув роскошные, бархатные ноздри. Пока он осматривал ее, она стояла смирно, не шевелясь. Отец осторожно провел руками по красиво очерченной морде, затем медленно прощупал спину лошади вдоль позвоночника от самой холки — нет ли повреждений или искривления. С особым вниманием обследовал поясницу и крестец. Наклонившись, с необыкновенным тщанием исследовал задние ноги, буквально каждый дюйм, — а также голени, суставы на сгибах, сухожилия и берцовые кости. Мне даже показалось, что в этот момент он был похож на слепца, полностью погрузившегося в ощущения своих пальцев. Я стояла невдалеке и с замиранием сердца наблюдала за каждым его движением. Любое изменение его лица заставляло мое сердце стучать сильнее. Я пыталась угадать его мысли, но он осматривал Кокетку молча, и мне лишь оставалось лелеять надежду, что все закончится благополучно. К тому моменту, когда он наконец распрямился и встал, рассматривая морду лошади и слегка поглаживая ее пышную челку, я уже едва держалась на ногах от нетерпения. Если он вдруг скажет, что она ему не нравится, после того как она смиренно вынесла весь осмотр, у меня просто разорвется сердце!
— А почему ты хочешь избавиться от нее, я не понимаю? — спросил отец лорда Деламера, не отрывая взгляда от Кокетки.
— Нужны деньги, — признался тот, вздохнув. — Как всегда.
— Это в его стиле, ты же знаешь, — негромко произнесла леди Ди. — Какая-то новая идея, и вот он уже занят только ей, а все старое побоку. Сейчас, например, он собирается сажать пшеницу, так что лошади — пройденный этап. Большую часть табуна он намерен продать.
«Папочка, скажи „да“, ну скажи „да“, ну пожалуйста».
Стоя рядом с отцом, я буквально заклинала его мысленно, не решаясь произнести эти слова вслух.
— Что, правда, решил сажать пшеницу? — спросил отец и, к моему разочарованию, повернулся и зашагал назад, к забору. — У вас не найдется выпить чего-нибудь прохладного? — спросил он леди Ди.
Я смотрела на лошадь, и на глаза наворачивались слезы. Мне хотелось броситься к ней, зарыться лицом в ее гладкую, светлую гриву, вскочить на нее верхом и нестись во весь опор среди холмов. А затем привести ее к нам в конюшню и быть все время рядом — не расставаться никогда! Кокетка вмиг покорила мое сердце. Моему отцу она тоже понравилась, — я чувствовала, даже знала это наверняка! Но он никогда не позволял себе действовать поспешно, поддавшись чувству. В делах он умел сохранять хладнокровие. Я знала точно, что теперь они с Ди будут весь день обсуждать условия, ничего не говоря прямо, а тщательно взвешивая каждое слово, каждое предложение. И каждый будет тянуть одеяло на свою сторону, стараясь ни в коем случае не прогадать. Мне все это казалось каким-то безумием. Но что поделаешь? Мне тоже пришлось пойти в дом. Отец и Ди уселись за стол. Потягивая ржаную водку и запивая ее лимонадом, они начали бесконечный разговор, как бы о сделке, но в то же время ни о чем конкретно. Мне оставалось только усесться на коврик перед очагом и сердито дуться в ожидании.