— Что-что? — Я чувствовала тяжесть в голове и с трудом понимала, что он говорил. — Как это?
Врачи говорят, такое случается. — Он резко прикусил нижнюю губу, я заметила, как появился бледно-голубой синяк. — А что, если это из-за того, что ты ездила верхом, Берил?
— Такое может быть? Ты так думаешь?
— Мама уверена, что это могло только навредить.
— О… — Мой уставший мозг с трудом осознавал его речь. — А что-то можно сделать?
— Только хирургическим способом. Если бы он был достаточно сильным, можно было бы провести операцию. Но он очень маленький, у него нет никаких сил. У него затруднено дыхание. Врачи говорят, надо готовиться к худшему.
Маркхэм ушел. Я натянула на себя все простыни и одеяла, какие лежали на постели, но не могла согреться — меня бил озноб. Наш сын может умереть. Сама эта мысль потрясла меня, я растерялась и чувствовала себя беспомощной.
В дни моего детства, когда я называла себя Лаквет, мне пришлось присутствовать при рождении неполноценного младенца в деревне, где жил Киби. Вместо одной из ног у него был маленький обрубок, кожа была розовая и воспаленная, покрытая язвочками. Никто не скрывал эту трагедию от меня и Киби. Выживет ребенок или нет — все во власти богов, так считали в деревне Киби. В ту ночь мать выставила его в корзине за дверь хижины и легла спать, как и все остальные члены племени. Она не откликалась на его крики. Смысл состоял в том, что если его не растопчут быки, ребенок будет жить. Но в ту ночь в деревню пожаловал хищник — леопард или гиена — и схватил малыша. Это тоже расценили как волю богов, конечно.
Переживет ли Джервис операцию? Переживет ли он вообще первую ночь в жизни? Захочет ли какой-то неведомый бог наказать меня, забрав его, или все, что происходит с нами на земле, случается просто по слепому стечению обстоятельств, без всякого плана или причины? Я никогда не была религиозной и не знала ни одной молитвы. Я не знала, как противостоять злодейке-судьбе. Так что все, что мне оставалось, — это шептать себе под старую африканскую песню, собрав все мужество, которое еще осталось, и лелеять жалкую надежду. «Кали кома симба сиси… аскари йоти ни удари». «Разъяренные, как львы, все воины полны отваги».
К всеобщему удивлению, Джервис пережил первые самые опасные дни после рождения. Врачи пристроили что-то вроде мешка к его животику и кормили его через нос, используя тоненькие трубочки. Он набрал унцию веса, но затем потерял две. Его поразила желтуха, и они положили его под яркие лампы. Нас почти не допускали к нему, чтобы избежать опасности заражения. Так что я видела сына только два раза, пока выздоравливала, и оба раза, взглянув на него, чувствовала боль в сердце. Он был такой беззащитный и уязвимый — точно птичка с подстреленным крылом.