Облетая солнце (Маклейн) - страница 37

Едва я вошла в повидавшую виды конторку моего отца на конюшне, как увидела Буллера. Он дремал в углу. Опустившись на колени, я обняла его, прижавшись лбом к его полинявшей пятнистой шкуре. Теперь он был совсем глухой и не слышал, как я вошла. Слегка обескураженный, мой старый друг был счастлив со мной встретиться. Он обнюхал меня с ног до головы и всю облизал. Он так отчаянно вертел хвостом, что казалось, хвост отвалится.

Я улеглась прямо на пол, рядом с Буллером, упершись головой в его мягкую дружелюбную спину. Со всех сторон, куда ни бросишь взгляд, на меня смотрели знакомые до боли вещи. Рабочий стол отца и толстая племенная книга в черном переплете. Его шлем для верховой езды. Стеклянная пепельница, полная пепла. Пожелтевшие газеты на полке. Календарь на стене с датами важных событий, обведенными красным карандашом. В конюшне всегда кипела жизнь, но сейчас в ней царила тишина, как на нандийском кладбище. Я наконец-то вернулась, навсегда. Но моя ферма теперь мало напоминала мой прежний дом. Будет ли когда-нибудь снова, как раньше?

На пороге послышались шаги, отец вошел в конторку. Молча посмотрел на меня и Буллера.

— Я понимаю, она много значила для тебя, — произнес он после паузы. — Слишком много новостей сразу после приезда. Но рано или поздно все наладится.

Мне очень хотелось верить, что так и будет, что все самое страшное для нас позади. Хаос рассеется — наша жизнь войдет в привычное русло. Я так страстно желала этого, что, казалось, готова была отдать все силы, какие только есть у меня.

— Но война же не будет длиться вечно, папа? — спросил я с надеждой.

— Ну конечно, не будет, — ответил он. — Ничто не длится бесконечно. Все кончается.

Весной, в марте, в саванне, как правило, идут дожди — и вся земля как будто преображается. В долине и на холмах появляются цветы — до шести миллионов ярких желтых головок бескрайним ковром покрывают всю округу. В воздухе порхают красно-белые и ярко-зеленые бабочки, и кажется, что он мерцает цветными огоньками. Сколько я себя помню, так бывало всегда. Но весной 1919 года дожди так и не пошли. Не было благодатных апрельских ливней, обильно увлажняющих землю, когда большая темная туча появляется словно ниоткуда и за считаные минуты как из ведра выплескивает все свое содержимое разом. Не было и ежедневных дождей в ноябре, размеренных и утомительных, которые проливаются как будто по расписанию, точно колеса в шкивовой системе, скучно тянущие ремень. Глянешь на улицу, а он словно подмигивает тебе — это опять я. В этом году дождей не было вообще, и вся растительность в саванне пожелтела. Куда ни бросишь взгляд — все словно сжалось, оцепенело от засухи. Озеро Накуру обмелело — вода отошла от берегов, обнажив потрескавшееся дно, покрытое странной зеленоватой плесенью и скрученными розетками лишайника. В деревнях было тихо — домашний скот был изнурен жарой. И каждый фермер, в том числе и мой отец, начинал утро с того, что, едва встав с постели, смотрел на небо — не появилось ли на горизонте хоть малюсенькое облачко, которое закроет нещадно палящее солнце.