Часть церкви, в которой говорили по-сирийски, находилась в Персии, еще часть – в Византийской империи, где ее метрополией была Эдесса. Но языковый барьер был препятствием, мешавшим ее полному соответствию греческой церкви. Христиане, говорившие по-сирийски, имели собственные местные традиции, свои версии священных книг, местных авторов и теологов и не участвовали в жизни греческой церкви, которая стала более централизованной. Последняя попытка обеспечить полную эллинизацию сирийской церкви связана с Раббулой (Раввулой), который был епископом Эдессы в 412–435 гг. Он, насколько мог, преуспел в вовлечении сирийской церкви в жизнь грекоговорящей церкви в то время, когда последняя была измучена противоречиями, которые в конце концов привели к расколу.
Противоречия, возникшие в христианской церкви в V в. и вызвавшие серьезные разногласия, которые не ликвидированы до сих пор, были связаны с философскими, точнее, психологическими проблемами, касающимися личности Христа. Противоборствующие фракции яростно отстаивали свои мнения, тем самым популяризируя знания о соответствующих философских проблемах, превращая каждого миссионера в пропагандиста неоаристотелизма, на котором эти проблемы были основаны. Без понимания неоаристотелизма невозможно осознать суть разногласий. Эти споры лишь очень слабым эхом докатились до Запада. Можно сказать, что латынь нелегко поддалась утонченностям трудов греческих авторов по философии, и римская церковь сохранила свою строгую ортодоксальность, потому что не могла уследить за дискуссиями Востока. Дважды торжествующая фракция, опираясь на поддержку мирян, изгоняла всех, кто не желал принимать ее доктринальные решения, и всякий раз изгнанная фракция, негодуя из-за непонимания и дурного обращения, взывала к тем, кто жил за границами Византии, и продолжала вести борьбу в сирийском окружении. При этом общество, говорившее по-сирийски, волей-неволей знакомилось с проблемами, о которых шел спор, а значит, продолжалась пропаганда эллинской философии.
Современному человеку легко высмеять острейшие споры, которые велись относительно деталей философских определений, но суть проблемы заключалась в следующем: можно ли привести религию в полное соответствие с современной наукой. Лидеры церкви уверенно настаивали на том, что это может и должно быть сделано. Если и наука, как ее тогда понимали, и религия являются истинами, они должны во всех отношениях соответствовать друг другу, и вочеловечиванию Христа следует найти объяснение в научных терминах. Тогда, разумеется, люди полагали, что наука является окончательной. В те дни никто не допускал мысли, что сама основа науки может быть пересмотрена или что научные знания являются в лучшем случае неполными и могут изменяться и дополняться.