– Вот и спасибочки хотя на этом, – хмыкает Люба. – Отца не позовешь?
– Да я сказала, что его и нет, – отвечает Вера.
– И правильно, – соглашается Люба.
– У меня просьба к тебе, Люб, – задушенным голосом вдруг говорит Вера.
– Ну?
– Дай слово, что сделаешь… – просит Вера.
– О-о, мало ли чего ты запросишь…
– Люб, я хочу, чтоб ты была другая… На меня не похожа…
– Ты чё, Вер? Того? Как это?
– Как хочешь, Люб, покрасься. Или парик черный надень. Чтобы мы были разные, поняла?
– Ты совсем того, – махнула рукой Люба, – звезданулась, вот чего…
– Я так хочу… Я так хочу… – настойчиво, с каким-то безумным оттенком говорит Вера.
– И чего ты так боишься, чего боишься-то? Не пойму! – фыркнула Люба.
…Втроем – Гвидо, Вера и Серж – поднимаются по лестнице Дворца бракосочетаний.
– А цветы в автомобиле! – вспоминает Гвидо и выбегает на улицу, где послушно сидит в машине шофер, всё тот же, интуристовский.
– Вера, что с тобой, ты как неживая? – спросил Серж, взяв её за локоть.
– Сейчас Люба придет, – испуганно отвечает Вера.
– Ну и что? – удивляется Серж.
– Ты не понимаешь. Ты не знаешь. Я боюсь, – прошептала Вера.
– Ты? Тебе-то чего бояться? – удивляется Серж.
– Не знаю. Сама не знаю. Она его сейчас в первый раз увидит. Я всё тянула, боялась их знакомить…
Они встретились у входа – Гвидо с цветами и Люба с цветами.
Одинаковые длинностебельные розы. Люба сдержала слово, она и впрямь не была похожа на Веру. Как и обещала, в черном кудрявом парике, в плотном гриме, в устрашающем черно-красном платье. Выглядит старше и грубей.
Серж, увидев Любу, только руками развел…
А дальше всё шло тем комически-непристойным официальным манером – с толстой дамой, завершающей свою речь казенным пируэтом:
– …мы надеемся, что вы будете свято хранить достоинство советского гражданина.
После чего поставили подписи Вера и Гвидо, а на отдельной странице – Серж и Люба, свидетели.
Тётка отдирижировала обмен кольцами под известный марш Мендельсона. Гвидо сдерживал улыбку, Вера едва держалась на ногах.
Впечатление было такое, что она вот-вот упадет в обморок.
Наконец вышли в коридор, и тут только Гвидо заметил, что Вера еле жива.
– Вера, Вера, душа моя, что ты? Тебе плохо? – забеспокоился он. Отвел в сторону, они пошептались о чем-то, потом Гвидо повернулся к Сержу и Любе: – Друзья! Прошу прощения. Я заказал обед для нас, но Вера плохо себя чувствует, а у меня осталось мало времени до рейс. Мы едем сразу в гостиницу и проведем там несколько… Вы простите, пить будем в “Шереметьево” перед самолетом. Мы заедем за вами по дороге в аэропорт. Я не хочу, чтоб Вера была сегодня одна, – закончил он.