Бумажный театр. Непроза (Улицкая) - страница 64

вера: Тетя Нина, это же исповедь! Тайна исповеди! Ну не знаю я, в каких он там грехах каялся…

нина викторовна: Лидочка, ты тоже знала, что он исповедовался?

лидия: Знала…

нина викторовна: Что же вы мне не сказали, что он священника призвал? Вот сюда, в эту квартиру, пригласили попа?

лидия: Да. Очень хороший священник, отец Алексей…

вера: Ну, честно говоря, может, я немного настояла… повлияла… Он тогда совсем уже не вставал. И вообще, слабый был, как его довезти-то? Я и привела сюда. Дядя Коля не велел рассказывать. Никому. И тебе не велел рассказывать! Он уже совсем плох тогда был. Это за месяц до смерти… И он хотел, чтобы отпевание было. Мы обещали… хотели… Ты же сказала тогда, что это глупости. И мы заказали отпевание… заочное. Только про это молчали…

нина викторовна: Интересные какие вещи открываются! Значит, он молчал, Лида молчала, ты молчала? На старости лет уверовал, значит… А больше он ничего тебе не говорил? Маме твоей, мне? Только священнику? Про грехи? Молчать иногда хуже, чем лгать. Как же мне эти тайны надоели! Вот теперь и мой час настал. Теперь меня выслушайте. Николай был человек благородный, слов нет. Он много кому помогал, и своим, и чужим. И тебе, Верочка, помогал всю жизнь. Но в данном случае он помогал своей дочери. Потому что ты, Верочка, его родная дочь. Потому что Лидочка, сестричка моя, во время моих гастролей немного меня замещала по хозяйству… Так что ему было в чем исповедаться…


Лидия встает, идет к двери.


нина викторовна: Нет, Лидочка, не уходи, пожалуйста! Ну что ты, Гоша, смотришь на меня как баран на новые ворота? Такое бывает. Случается такое в жизни. А уж в театре чего только не случается: и король Лир, и леди Макбет, и Медея… Но театр – особое дело. Там предают на сцене, убивают, отравляют, а в конце – катарсис. Там искусство делают люди талантливые, иногда даже гениальные, там плачут, смеются, сердце переворачивают. И довольно часто на сцене – гений, а грим снял – и уже не гений, а человек обычный, иногда вполне даже так себе. И это большая загадка, почему на три часа спектакля человек преображается, и чувства в нем высокие, неподдельные, и зрители плачут, страдают, очищаются от житейской накипи. А закончится спектакль – и он уж не царь Эдип, не Гамлет, не князь Мышкин, а капризная и тщеславная сволочь… И я за Николая замуж выходила, потому что от актеров устала. Я в молодые годы дважды была замужем за актерами. И поняла: для мужа это не профессия. И вышла за Николая – потому что считала, что за ним как за каменной стеной… Ошиблась. И Верочка тебе, Гоша, сестричка не двоюродная… Единокровная. Она Коле дочка родная. Лидочка, не уходи. Не уходи! Верочка уже большая девочка, может, она и сама догадалась? А вот теперь можно и вслух сказать. Вы все такие верующие сделались… но все молчат. Покаялся Николай перед вашим отцом Алексеем, перед Господом Богом. А передо мной? Лидочка! Но ты-то знала, что я все знаю…. И он знал, что я знаю. И вы все знайте. Мы в те годы в одной коммуналке жили. И когда я узнала, у кого моя “каменная стена” ночует, когда я на гас-тролях, я была, как бы так выразиться деликатно, несколько задета. Шокирована, можно сказать. Но я тоже, как и ваш папа, человек великодушный. И тоже молчаливый.