кирилл: Нин, ты что? Любимов был, Фоменко, да мало ли хороших режиссеров?
нина викторовна: Да не понимаешь ты, о чем я говорю… Знаешь, пошел ты вон, Кирилл! Поздравил, выпил, закусил – и пошел вон. Всё! Уходи. Мудак.
кирилл: Ухожу, ухожу! (Снимает с вешалки свое пальто.) Только скажи, Нин, а слово “мудак” – оно случайно не от слова “мудрый”? Или тогда должно бы быть “мудрак”? С филологической точки зрения?
нина викторовна: Да в тебе остроумие прорезалось на старости лет.
кирилл: Ниночка, это не остроумие. Просто на старости лет я как раз перестал считать себя мудаком. Я вообще перестал считать. Считаться. А точнее, мне стало совершенно все равно, что про меня говорят, что думают… вообще, как ко мне относятся. И какое впечатление произвожу…
нина викторовна: А вот это уже интересно… Ты даже как-то отвлек меня от всех этих несчастий. То, что ты говоришь, для меня столь неожиданно… Я бы сказала, что ты вышел из профессии: актер, который не думает, какое производит впечатление, это не актер. Впечатление! Больше, чем впечатление! Актер обязан покорить всех, всех в себя влюбить, и не важно, играет он царя или цареубийцу, Джульетту или мамашу Кураж. Обязан обольщать. Думаешь, Чарли Чаплин не хотел этого? Раневская? Папанов? Ульянов не хотел? А Костя Райкин в “Ричарде Третьем”? Ведь влюбляешься в негодяя! Он заставляет тебя влюбиться… Мастер учил науке обольщения в самом высоком смысле! Наша профессия – обольщение! Помнишь эту сцену? Мы долго исследовали, кто там кого обольщает… (Роль Марины, “Борис Годунов”.) “Встань, бедный самозванец”.
Кирилл становится перед ней на колени.
нина викторовна (Марина): Не мнишь ли ты
коленопреклоненьем,
Как девочки доверчивой и слабой,
Тщеславное мне сердце умилить?
Ошибся, друг: у ног своих видала
Я рыцарей и графов благородных;
Но их мольбы я хладно отвергала
Не для того, чтоб беглого монаха…
кирилл (Лжедмитрий): Не презирай младого
самозванца;
В нем доблести таятся, может быть,
Достойные московского престола,
Достойные руки твоей бесценной…
нина викторовна: Достойные позорной петли
дерзкий!
кирилл: Виновен я; гордыней обуянный,
Обманывал я бога и царей,
Я миру лгал; но не тебе, Марина,
Меня казнить; я прав перед тобою.
Нет, я не мог обманывать тебя.
Ты мне была единственной святыней,
Пред ней же я притворствовать не смел.
Любовь, любовь ревнивая, слепая,
Одна любовь принудила меня
Все высказать.
нина викторовна: Чем хвалится, безумец!
Кто требовал признанья твоего?
Уж если ты, бродяга безымянный,
Мог ослепить чудесно два народа,
Так должен уж по крайней мере ты
Достоин быть успеха своего