Достигнув конечного пункта этого путешествия в самые скрытые уголки нашего разума и ловушки, разбросанные на этой все еще в значительной степени неизученной территории, становится очевидно, что слишком много размышлять, применяя обычную рациональность к нерациональным явлениям, и искать точные и окончательные ответы на неразрешимые дилеммы не только приводит к неудаче на логическом и эмпирическом уровне, но также вызывает психологические и поведенческие страдания.
Этот умственный дискомфорт, который отражается на эмоциях и восприятии реальности, может быть легким и приемлемым, средним и управляемым, хоть и с крайним напряжением и выраженным страданием, – вплоть до превращения в одну из самых тяжёлых форм психопатологии. Более того, с эпидемиологической точки зрения мы должны говорить о пандемии, поскольку эта проблема затрагивает большинство людей, имеющих право на выбор, то есть тех, кто живет в «экзистенциальной роскоши», имея возможность решать, что им делать в своей жизни. Патологическое сомнение не преследует голодного человека, прокаженного или кого-либо, кому приходится бороться, чтобы выжить, а настигает тех, чьи основные потребности удовлетворены. Фактически, извращения разума – типичная реальность богатых обществ, где человек может углубляться в свои умственные лабиринты. Страдания от сомнений – распространенное затруднение в западном обществе. Для решения этой проблемы химические и хирургические решения, лежащие в основе медицины, либо неприменимы, либо не работают, либо даже усугубляют заболевание вместо того, чтобы устранить его. Фактически, помимо того, что обещает фармацевтический маркетинг, который становится все более напористым в отношении обсессивных и компульсивных патологий, фармакологическое лечение дает очень мало результатов (Nardone, 1993; «Страх, паника, фобия» Nardone & Portelli, 2005; Nardone, 2003; Breggin, 1991; Castelnuovo, Molinari, Nardone & Salvini в печати), так же как не существует хирургических операций, способных избавить человека от сомнений. Даже вызывающая все больший интерес «нейромания» последних лет, как ее провокационно определяют Умилта и Легренци (2009), или так называемое стремление нейробиологии «фотографировать» мозг и его области не очень помогают, поскольку знание того, что если у меня навязчивая идея, то некоторые области центральной нервной системы активированы в большей или меньшей степени, не говорит мне, что делать, чтобы развеять мучительные сомнения. На самом деле, с помощью ПЭТ>[20] или МРТ невозможно «сфотографировать» мысли, рассуждения и сомнения.