• • •
Сэл тоже знала Дэна Олдфилда по Лондону и, как и Торнхилл, не позволила ему злоупотреблять прошлым. Эту первую ночь Дэн и Нед вынуждены были провести в хижине вместе с Торнхиллами, и здесь сразу стало очень тесно. Им настелили на земле мешки, рядом с мешками, на которых спали Торнхиллы.
«Господи, Сэл, нельзя сказать, чтоб тут было уютно», – заявил Дэн и подтолкнул ногой свой мешок с таким видом, будто Сэл была нерадивой служанкой. «Называй меня миссис Торнхилл», – ответила Сэл громко и четко, чтобы не оставить никаких сомнений. Дэн промолчал, но глянул на нее исподлобья, и она слегка разозлилась. «Так будет лучше для всех», – добавила она. Торнхилл, наблюдавший за нею от входа, обратил внимание, что она вспомнила кое-какие фразы, подслушанные у благородных: «Полагаю, так будет более приемлемо».
Он вспомнил, какое удовольствие им в начале их жизни в Сиднее доставляла игра в хозяйку и слугу. Но с Дэном они почувствовали другого рода удовольствие, и это не было игрой. Они обладали настоящей властью над жизнью и смертью Дэна Олдфилда, и наслаждались этим. Радость, которую он испытал, осадив Дэна на причале, удивила самого Торнхилла – он не подозревал, что в нем скрывается тиран. Человек никогда не знает, из чего он состоит, пока обстоятельства этого в нем не раскроют. Еще одним сюрпризом было явное удовлетворение, которое испытывала Сэл от того, что человек, с которым она когда-то делила ворованные каштаны, должен называть ее теперь миссис Торнхилл. Он заметил, как поглядывает на них Дэн, силясь понять, что именно в этом Новом Южном Уэльсе заставило их так измениться.
Он привез из Сиднея подарки для Сэл – двух кур и тощего петуха в сплетенной из ивовых прутьев клетке и гравюру, на которой был изображен Старый Лондонский мост, в рамке и под стеклом. Она водила по стеклу, по изображенным на гравюре улицам, указательным пальцем, представляя, как идет по ним. Когда она повернулась, ее глаза были полны слез. «Уилл, – сказала она, и еле сдержалась, чтобы не разрыдаться. – Ты знаешь меня так хорошо, ничего от тебя не скроется». И стиснула его руку. Он почувствовал, какой грубой стала ее рука, рука непрерывно работающей женщины. «Это настоящее сокровище, ты такой молодец, что подумал об этом». Он видел, что она поняла, что он хотел сказать этой гравюрой: «Я не забыл о своем обещании».
Он повесил гравюру на колышек, воткнутый в дыру в одном из поддерживавших крышу столбиков. «Повесь там, где я смогу, проснувшись, первым делом ее видеть», – попросила она. Когда он позже снова зашел в хижину, то увидел, что на тот же колышек она повесила на шнурке свой кусочек черепицы.