Кенгуру были капризом природы. Но Торнхилл обнаружил для себя, что если долго на них смотреть, то начинает казаться, что это просто какие-то странные овцы.
Он положил глаз на самца. Уже одного этого хвоста, толстого, как его рука, хватит на обед. Почувствовал, как при мысли об этом рот наполнился слюной: получится густая темная похлебка, такая сытная, какой не может быть похлебка из солонины, которую он привозит из Сиднея.
Самец вроде как двигался в его сторону. Торнхилл скорчился за деревом. Он чувствовал, как в колени впиваются опавшие иглы, в нежное местечко между пальцами его укусил муравей. Над ухом пел москит, но он не стал его отгонять. Палец на спусковом крючке онемел, прищуренный глаз затуманила слеза. Он едва дышал, превратившись в невидимку. Слился с деревом, за которым сидел, с воздухом, с самим вечером.
Самец уже был так близко, что Торнхилл слышал короткие звуки, которые он издавал, пережевывая траву. Видел муху, вьющуюся над кенгуриными ушами и изящными усиками, четко вырисовывавшимися в закатных лучах. Он даже видел, какие у зверя длинные ресницы. Зверь был достаточно близко, но Торнхилл не доверял себе, или не доверял ружью. Кенгуру спустился по склону еще ближе. Когда между ними не останется ничего, кроме поваленного дерева и воздуха, он выстрелит и не промажет.
И в какой-то момент он понял, что должен приказать этому одеревеневшему пальцу нажать на спусковой крючок, или он больше не выдержит. Он не сдвинулся ни на миллиметр, не издал ни звука, только напряг палец, однако животное каким-то образом это поняло. Кенгуру поднял голову от травы, уши зашевелились. Оттолкнувшись мощным хвостом, он пролетел над травой, над камнями, и скрылся в лесу, остальные ускакали вслед.
И когда они летели над землей, стало понятно, в чем смысл такого их телосложения.
Он встал из-за дерева, слушая треск, который они издавали, улепетывая к горе через камни и лес. Бесполезное ружье болталось у него в руке.
Сэл встречала его на пороге хижины. Она смотрела, как он вешает на крючок ружье, кладет на полку мешочек с порохом. Он молчал, потому что не мог выговорить ни слова, разочарование лежало на душе камнем.
В этот вечер разговоров у костра было немного. Они поджаривали над огнем нанизанные на прутья кусочки солонины, ловя капающий жир ломтями черствого кукурузного хлеба, который рассыпался при одном прикосновении. Сэл ела с аппетитом, а он не мог. Она посмотрела на него, на нетронутую еду, но ничего не сказала.
Дэн почувствовал запах первым. Он, словно животное, повернулся к его источнику: из лагеря черных в вечернем воздухе плыл чудесный аромат свежего жареного мяса. У Торнхилла заурчало в животе.