— А он еще и поет? — Илья бросил удивленный взгляд на Наталью Сергеевну.
— Еще как. Бывает, сядет посреди комнаты на стул, да как затянет что-нибудь грустное, аж слезы из глаз катятся. Я, можно сказать, сперва за это пение его и полюбила.
— Так вы здесь познакомились?
— Нет, что вы! Мы уже года два как друг друга знали. Мы ведь оба у Памусяна работали. У него же когда-то большой офис был в центре города. Целое здание, четыре этажа. Вот я там столовой для сотрудников и заведовала. Хотя, заведовала — это громко сказано, нас там всего несколько человек работало. Так что, если надо было, и на кассе сидела, и в цеху подменяла.
— А Грачик? — полюбопытствовал Лунин. — Он тогда чем занимался?
— Ох, я долго сама не могла понять, чем он занимается, — рассмеялась Корхмазян, — даже когда мы уже близко знакомы были. Такое ощущение, что и всем и ничем одновременно.
— Это как же?
— Он был у Памусяна что-то вроде доверенного лица. Не заместитель, нет. Никаких важных вопросов ему не поручалось, но, если надо было проверить качество работы на удаленном объекте или, к примеру, съездить поторопить подрядчиков, этим всегда занимался Грачья. Потому что Памусян знал, если Грачья сказал, что работа выполнена плохо, значит, надо переделать, как бы ни уверяли в обратном.
— И с чего вдруг такое доверие?
— Ну а как иначе? Они же с Грачиком с самого детства друзьями были. В одном доме выросли.
— Детская дружба — это хорошо, — согласился Лунин, тщетно пытаясь вспомнить, когда последний раз общался с кем-нибудь из школьных приятелей.
— Да разве в этом дело? — Наталья Сергеевна цокнула языком, так, словно собеседник произнес какую-то несусветную глупость. — Детская дружба, она ведь чаще всего вместе с детством и проходит. А вот то, что им вместе пережить пришлось, это уже ничем из памяти не сотрешь.
— Пережили? — поняв, что разговор может продлиться еще долго, Илья выдвинул из-под стола табуретку. — А что они пережили?
Несколько мгновений Корхмазян разглядывала Лунина, словно решая, стоит ли отвечать на вопрос следователя, затем тоже села.
— Вы про Спитак слышали? — наконец ответила она вопросом на вопрос.
— Это же город, — уверенно кивнул Илья, — я у вашего супруга, когда паспорт проверял, отметил, Спитак — место рождения.
— И что с тем городом стало, вы, наверное, тоже слышали? — последовал очередной вопрос.
— Спитак. Спитак, — несколько раз повторил Илья, пытаясь вызвать у себя в голове какие-нибудь ассоциации, но кроме воспоминаний о старом, тускло поблескивающем медью советском пятаке на ум так ничего и не приходило. Лунин уже собирался откровенно признаться в очередном, пусть и не самом значительном пробеле в своих познаниях, когда в самый последний момент вспомнил.