— Мне никто не приказывал уйти!
— И ты уже дерзить научился?
Мгновение они смотрели друг другу в лицо. Главный инженер усмехнулся и опять схватил мальчика за плечо. Но тот вывернулся, его лоб пошел морщинами, словно у щенка.
— Я говорю так, как меня мать учила! Не бейте меня!
Ладонь инженера вскинулась для пощечины, но Балинт, ящерицей проскользнув у него под рукой, вылетел за дверь.
Целый год провел он в конторе, под началом господина Хаузкнехта.
Как-то под вечер, возвращаясь домой, он встретился на улице с Фери, старшим братом.
— Эй, Фери, а меня из конторы выставили, в цех перевели! — радостно закричал он еще издали. У Фери в углу рта торчала погасшая сигарета, белизной своей как бы прикрывая его увечье; в руке он держал, словно трость, тонкий железный прут. Его прыщавое лицо немного опало, пожираемое грубым пламенем подростковых страстей, уши немилосердно торчали, нос, задуманный курносым, сидел толстой упрямой шишкой под часто моргающими глазками. Он все меньше похож был на Балинта.
— Выставили? И ты рад? — презрительно спросил Фери и слегка ударил прутом по покрытым известковой пылью штанам, от чего из них вылетело белое облачко.
— Еще бы не рад! — воскликнул Балинт. — Теперь я научусь ремеслу.
— Какому?
— Сейчас меня поставили к клепальщикам.
Окурок насмешливо подскочил у Фери во рту. — Чему ты радуешься? — фыркнул он. — Там не посачкуешь! А в конторе ты был сам себе господин!
Балинт смотрел на небо. — Дождь будет.
— Эх, мне бы на твое место!
— Я с утра знал, что дождь будет, — сказал Балинт, — как только увидел, что муравьи под окном зашевелились.
Небо над их головами еще оставалось чистым, но от Пешта быстро надвигались на притихший, затаившийся край огромные темно-синие тучи, и было видно, как за далеким поворотом шоссе клонят свои заглядевшиеся вдаль головы молодые тополя. По шоссе промчалась машина, за нею взметнулось облако пыли, втрое больше ее самой, и, клубясь, покатилось в сторону Цинкоты.
— Ночью-то… слышал?
— Что?
— Что мать к дяде Йожи уходила на кухню?
Ветер еще не достиг Киштарчи, но там и сям отдельные одинокие ветки деревьев уже вздрагивали под невесомой тяжестью угрозы. У самых ног мальчиков воздух прорезала ласточка и тут же под прямым углом взмыла в вышину, словно ее дернули за веревочку.
— Чего молчишь-то?
— Я ничего не слышал, — проговорил Балинт.
— Гм, а ведь она, как шла, стул задела в темноте. Я от того и проснулся.
Балинт походя отшвырнул ногой камешек, потом остановился на минуту и носком башмака потрогал соломинку, лежавшую поперек дороги.
— Я-то сразу догадался, — продолжал Фери. — Когда дядя Йожи к нам переехал, я сразу понял, что этим кончится.