А Фери, шагавший сзади, вдруг рассвирепел.
— Но я ей скажу, — прошипел он со злобой, от которой у него даже перехватило горло, — что на мои кровные ей не удастся любовника своего откармливать, я на это не согласен!
Балинт обернулся, пронзительно глянул брату в глаза.
— Смотри у меня, ты, дрянь паршивая! — вне себя сказал он таким же тихим сдавленным голосом, каким говорил, рассердись, его крестный Нейзель. — Смотри у меня! Я ведь знаю, что ты повесил собаку!
Фери нагло ухмылялся ему в лицо. — А ты попробуй докажи!
— Доказывать не собираюсь, — прерывающимся голосом отрезал Балинт, — мне довольно и того, что я знаю.
— Чтоб ты лопнул! — пренебрежительно воскликнул Фери, и окурок во рту у него опять подскочил вверх. — Трусливый болван! Да ты ж сейчас под кровать полезешь!
Тучи уже стояли над самыми их головами, из темно-синих они стали лиловыми. Ежесекундно сверкали молнии, гремел гром, однако дождя все не было. Балинт снова взглянул на небо. Несколько секунд, словно окаменев, смотрел на бушующий мрак, но вдруг опустил голову и со всех ног бросился бежать: его нервы не выдержали непомерного напряжения. Небо, сплошь объятое пламенем, непрерывно грохотало. Алые и желтые огненные ленты взвивались в вышине, пересекались, исчезали и вспыхивали вновь, едва обрывалась одна, как другая уже продолжала извилистый путь по взорванным лабиринтам освещенных ядовито-желтым мерцанием туч. Весь небосвод пылал, изрыгал огонь, грохотал. Прямо над головой Балинта низко спустилось небольшое светлое облако, напоминавшее рыбу, и вдруг колоссальным крючком-молнией заглянуло в окно какого-то дома. Мальчик громко взвизгнул, споткнулся, упал.
Когда наконец, пробежав единым духом длинную тополевую аллею парка, он, задыхаясь, с залитым слезами лицом, ворвался на кухню, там у гладильной доски стоял дядя Йожи и, вытянув длинную свою ручищу, усердно размахивал утюгом.
— Что с тобой, Балинтка? — спросил он, вглядевшись в мокрое от слез, отчаянное лицо мальчика. Балинт, не отвечая, влетел в комнату. Он спиной почувствовал удивленный взгляд матери и с силой захлопнул за собой дверь.
Йожи перебрался сюда на житье в начале весны — тому уж четыре месяца. Потеряв место в Мавауте, он зачастил к ним пуще прежнего, причем никогда не являлся с пустыми руками: из видавшего виды портфеля доставал добрый кусок сала и несколько кило картошки, пакет сахара, килограмм-другой муки, не забывал порадовать чем-нибудь и младших девчушек. Когда по-летнему потеплело, Йожи стал проводить здесь и ночи, спал в парке под открытым небом, подле раскидистого куста: возвращаться в Пешт было незачем. Однажды он познакомился с местным владельцем гаража и авторемонтной мастерской, поработал у него два дня, через неделю еще два дня; вечером второго дня принес домой литр вина, потом, даже не набросив пиджака, сел на пороге и до тех пор распевал песни, пока строгие очки барышни Анджелы не появились в окне над его головой, призывая к порядку.