Потом он разделся, и ходил по колено в воде и чуть глубже, пытаясь разыскать крабов и моллюсков. Крабы здесь водились некрупные, но были вкусны. Однако ни одного сегодня найти не удалось, бухточка невелика, а посещал он ее часто. И моллюсков много найти не сумел по тем же причинам, но все же отыскал пять раковин, спирально загнутых, с кулак ребенка размером.
Потянулся за шестой, другого вида и крупной, похожей на две сложенных вместе неглубоких миски, — и тут из-под ног метнулась тень. Рыба, и большая, не меньше той, что валялась на берегу… Отплыла недалеко и замерла, застыла, расцветкой удивительно напоминая скальные обломки, торчавшие из песчаного дна. От поверхности верхний плавник рыбы отделял слой воды в ладонь, не более.
Он быстро, но стараясь не плескать, сходил на берег, за луком и стрелами… Вернулся, долго всматривался, но рыбу так и не увидел. Прошелся туда-сюда, медленно и бесшумно ступая в воде и положив стрелу на тетиву… Но так и не увидел горбатую спину с плавником. Рыбина уплыла на глубину… Хуже того, и большую плоскую раковину не удалось отыскать, возможно, сам присыпал ее невзначай донным песком.
Вернувшись на берег, он с сомнением посмотрел на скалы, отгородившие бухточку от моря. Там тоже мелко, и можно бы сплавать, поискать съедобного… Поразмыслил и не рискнул, — выросший вдали от морей, он и в лучшие свои дни плавал не очень уверенно, а сейчас совсем ослаб от голода и болезни…
Хотя на остров он попал, как раз переплыв бухту, — туда, на скалы, штормовые волны выбросили корабль, когда на борту оставались лишь он да Мэриан…
Добрался, и доставил ее, и свой бесценный тяжеленный мешок, — но тогда делу помогли две или три доски, связанные на манер плотика, — он плыл, держась за него и толкая перед собой…
Он отогнал воспоминания, посмотрел на скудную добычу. Моллюски чуть приоткрыли дверцы, прикрывающие вход в раковины, показали нежную плоть… Желудок от такого зрелища немедленно взвыл и зашелся в приступе резкой боли.
Пришлось найти два камня и расколоть три раковины из пяти. Мясо моллюсков лишь на вид было нежным, но разжевать его удавалось с большим трудом… Он справился, а на мерзкий вкус водяной живности давно отвык обращать внимание. Безумно хотелось заесть все хлебом, свежим, теплым, недавно покинувшим печь хлебом…
Он дожевал и проглотил последнего моллюска, и сразу стало лучше.
Вернее…
Не совсем…
Совсем не лучше…
Его скрутила судорога, согнула пополам, он изо всех сил старался удержать съеденное внутри — и все же изблевал на песок.
Смотрел на мерзкое пятно, на полужидкую кашицу из разжеванных моллюсков и ягод. Обидно… И странно… Ему казалось, что съел совсем немного ягод, пять или шесть, а тут… несколько горстей, самое малое… С памятью творилось неладное, он давно это заметил.