Натянул куртку — обветшавшую до последней крайности, грозящую вот-вот развалиться. Подобрал лук, стрелы, оставшиеся две раковины. И пошагал к шалашу.
Он сделал все, что мог. И осталась лишь одна возможность наесться… Иначе получится замкнутый круг: для охоты нужны силы, для сил нужна еда, а у него ни того, ни другого.
До шалаша оставалась примерно половина пути, когда он услышал голос, окликавший его по имени.
* * *
— Иди сюда, Гай, иди сюда, мой мальчик, — говорил он ласково, протянув вперед руку; пальцы слегка согнул, так, чтобы не было видно, что в ладони нет ничего.
— Р-р-робин! Р-р-робин! — откликнулся Гай и перепрыгнул с ветки на ветку, оставшись на прежнем, недосягаемом для руки расстоянии.
— Иди сюда, мальчик, — продолжил он уговоры.
Честно говоря, он не был уверен, что Гай именно мальчик, а не девочка. Ему и раньше было все равно, и уж тем более теперь, когда он постановил съесть говорливую птицу.
Раньше мальчик-девочка подлетал и садился на протянутую руку, но несколько одичал за недели вольной жизни и на уговоры не поддавался.
А он не имел терпения ждать. Ноздри уже ласкал воображаемый аромат жарящегося над углями Гая.
Он потянул с плеча лук, надеясь, что у птицы не хватит разумения понять, чем ей грозит этот предмет.
Но либо хватило, либо так сложилось случайно, — но Гай вспорхнул на пару веток выше.
Не страшно… Гай не коза, и даже плохая стрела на таком расстоянии сразит его наповал.
Увы, к плохой стреле добавилось и никудышное состояние стрелка… Пальцы не удержали стрелу, отпустили чуть раньше, чем был взят верный прицел… Стрела безвредно ушла стороной и канула в зеленой листве.
Гай захлопал крыльями, взлетел вверх и тоже пропал меж ветвей. Он был еще где-то здесь, сверху раздался возмущенный голос:
— Р-р-робин! Р-р-робин!
Но теперь помочь не смог бы и самый лучший лук с самыми лучшими стрелами…
Он потратил еще несколько времени, пытаясь вновь подманить птицу. Но Гай не соблазнялся пустой рукой, а потом и вовсе перестал откликаться. Очевидно, улетел.
Теперь он сделал точно все, что мог. Большего не сделать никому на свете…
* * *
— Я не смог ничего добыть… — сказал он тихо и печально. — Прости меня…
Их взгляды встретились, у Мэриан были изумительные глаза — глубокие, бездонные, в них можно было погружаться всю жизнь и не достигнуть дна…
— Прости… — повторил он и протянул руку к ее голове.
Пальцы коснулись шелковистого и мягкого, он понял, что и голод, и усталость куда-то ушли, исчезли, растаяли без следа, и на смену им пришло совсем иное чувство и становится все сильнее и сильнее.