Мишенью может стать каждый (Макаров) - страница 38

За старым, шатким мостом начиналась деревня Красное. Домов, деревянных, но довольно добротных, в ней было немного. Из печных труб шел дым. Ахмед затормозил у первых же ворот. Не снимая банданы и шлема, Серов промчался чуть дальше, но потом развернулся и, резко затормозив у ворот напротив, сделал вид, что пытается устранить какую-то поломку. Было пасмурно и сыро, моросил нудный осенний дождь, и людей на улице практически не было.

Ахмед вышел из машины и, заметив идущую через двор пожилую женщину в старом пальто и пуховом платке, стараясь перекричать залаявшего пса, прокричал:

— Здравствуйте!

Женщина, кивнув, подошла к калитке и присмотрелась. Молодой черноусый красавец явно нерусской внешности, не по погоде в светлом плащике и лаковых туфлях вызвал у нее не столько интерес, сколько настороженность.

— Ну, здравствуй, коль не шутишь. — проговорила она из-за калитки.

— Здравствуйте, — еще раз повторил Ахмед и добавил: — Вы не знаете, где здесь живут Мисюткины?

— Да тут полдеревни Мисюткиных. Вам какие нужны? — настороженно ответила женщина.

— Мне нужна Нина Григорьевна Мисюткина.

— А, Нинка. — вздохнула женщина. — Так ее нет, летом померла. А вам она зачем?

— Дело в том, что она должна была за могилой ухаживать. Ее мои люди просили. И деньги ей заплатили.

— А. деньги. Ну, деньги Нинка, ясное дело, пропила.

— А могила.

— Чья могила? Нинкина, что ль? Где кладбище, там и могила.

— Нет, не Нины, а та, за которой она должна была ухаживать.

— Да, мил-человек, хоть говоришь по-нашему, ничего не разобрать. — покачала женщина головой, прислушиваясь. — А ты сам-то откуда будешь?

— Я из Франции, из Парижа.

— Вот я и вижу, что ты неместный, нерусский, а говоришь как по писаному. У нас уже и в телевизоре никто так не разговаривает. Где ж это ты так научился?

— У меня мать, приемная мать, русской была, — объяснил Ахмед.

— А. Ну тогда ясно, — кивнула женщина. — Тогда ясно, почему ты так по-русски говорить научился.

— Простите, так я хотел насчет могилы узнать.

— Нинкиной, что ль? — опять проговорила женщина. — Так за Нинкину могилу ты не волнуйся. Я за ней присмотрю.

— Нет, мне говорили, что Нина Григорьевна Мисюткина должна была за могилой моей приемной матери ухаживать. — начал Ахмед.

— Подожди, никак в толк не возьму, — перебила его женщина. — Ты же говорил, что из Франции приехал. А мать твоя приемная здесь, что ль, жила?

— Да нет, она здесь только похоронена. Она так просила. Вы, может быть, слышали, знаете, где ее могила. Мою мать звали Екатерина Дашкова, — проговорил Ахмед, с надеждой глядя на женщину.