У меня дрожали руки, а спина стала мокрой от пота, но остановить силу, которая досталась от отца, все равно не получалось. Я уже сотни раз позвала его мысленно, надеясь на помощь, но он почему-то не откликнулся.
– Беги! – снова закричала я замершему Гарзанелу, а тот – идиот несносный, развернулся, уставился на меня и так спокойно, словно всю жизнь этим и занимался, пошел по льду, который покрыл пол, сокращая между нами расстояние.
Что принц творит? Да даже мама не вмешивается, когда у меня вырывается сила, хотя ей вреда она причинить не сможет. И братец не суется, только экспериментирует со своими заклинаниями, да меня отвлекает от липкого, ползущего по спине страха до прихода отца.
Гарзанел же вытащил из ножен меч, с которым никогда не расставался – подозреваю, и в постель с собой тащил, сделал замысловатый взмах, а потом еще один и… усмирил метель, бушевавшую в коридоре. Я так удивилась, что силу, по глупости, совсем отпустила, и теперь мы с принцем оказались заперты в ледяном коконе.
Сверкают стены, потолки и полы, а ледяной огонь подбирается все ближе, съедает, как невиданное чудовище, пространство, ползет ко мне.
Гарзанел посмотрел на ледяную магию, дыхание которой чувствовалось совсем близко, все так же спокойно прикрепил меч на пояс.
– Так понимаю, убирать вы это, Лилея, не умеете.
Я промолчала, сгорая от стыда и обиды, зло кусая губы и чувствуя, как внутри снова разгорается пламя. Обрушь я этот холод на дроу – у него остановится сердце. И руки опять дрожат, ком подкатывает к горлу, под ногами вновь кружится снег.
– Можешь потом ненавидеть меня, сколько душе угодно, – глухо прорычал дроу, приближаясь.
Он о чем?
– Но умирать я совсем не желаю!
Притянул к себе, прижал так, что я вспыхнула, словно факел, каждой клеточкой чувствуя его налитые после долгих тренировок мышцы.
– Вы…
Договорить я не успела, потому что моя сила оплела нас обоих, почти не давая возможности двигаться, а дроу глубоко вдохнул и накрыл мои губы своими. Жадно, страстно, жестко… Подчинял и пил, не давая возможности вдохнуть. Я горела в этом поцелуе, в болезненных объятьях, в силе, которую он излучал, стонала в его губы, не понимая происходящего. И каждое прикосновение мужчины – ожог, узором расползающийся по телу. Удар, который не вынести. Поцелуй же чувствуется, когда ты находишься на краю пропасти, особо остро и ярко.
Разве так бывает? Так хорошо и сладко… почти до крика. Особенно с тем, кого всей душой ненавидишь?
– Хорошо хоть не под аркой Ларинель, – раздался спокойный голос отца.
И я, вздрогнув, выпуталась из объятий Гарзанела. Все еще ошарашенная произошедшим, ничего не соображающая, поймала взгляд папы, который обнимал маму за плечу. Мои родители стояли в двух шагах от нас, одетые в бальные наряды алого цвета. У мамы была слегка потрепанная прическа, а у отца помялся край камзола. Кажется, понимаю, почему он сразу не откликнулся. Мама смущенно улыбнулась и тут же встревожено посмотрела на меня. Отец покачал головой, задумчиво рассматривая коридор. Ледяная мгла уже бесследно исчезла.