12 апреля 1848 г.
Дорогая Кейт,
Есть новости из города. Полевого работника вдовы Прайс еще не поймали, хотя кажется, что весь округ каждую ночь бросается в погоню, целая кавалькада наших землевладельцев скачет по залитым лунным светом дорогам. Они наслаждаются этой шумихой, радостные крики вчера ночью разбудили меня. Возможно, беглеца уже давно нет, возможно, он даже ходит по улицам вашего города, когда я пишу это. По правде говоря, я надеюсь, что это так. Вдова Прайс с каждым днем становится все мрачнее, ее хмурые глаза все глубже тонут в морщинах, словно каменея, чтобы никогда больше не подниматься.
Мама говорит, что вдова Прайс потеряла в прошлом месяце четырех рабов – они убежали, и разве это не опасно – женщина занимается сельским хозяйством одна, ее единственный сын ушел на запад и не подает вестей? Но все же ее бледность, черные одежды, которые она все носит после смерти мужа, ее глаза, черные, как и ее юбки, ее пронзительный и резкий голос, распекающий детей, бегающих после воскресной проповеди, – от этого мне не по себе. Кажется, для нее милосердие – слабость, а не добродетель, человеческие страдания и боль не имеют значения, и их просто нужно терпеть как есть, не пытаясь помочь страждущим. Хорошо бы все ее работники сбежали!
Твоя любящая сестра,
Доротея
15 апреля 1848 г.
Дорогая Кейт,
Итак, решено – Сэмюэл остается с нами. Я очень этому рада и вижу, что папа и мама тоже. Он будет спать внизу в запасной комнате, папа сделал для него низкую кровать и табуретку. Он прекрасный мальчик, серьезный и вдумчивый, не такой капризный и веселый, как наш маленький Перси. О, теперь я слышу твой голос – я не должна их сравнивать. Как может другой ребенок, вообще любой другой человек походить на нашего Перси? Но иногда я смотрю на Сэмюэла, когда он молчит после обеда, или утром, когда он ждет, что папа позовет его помочь в сарае или в поле, – и отворачиваюсь, потому что он так похож на Перси. Посадка его мальчишеской головы, прямая линия спины, когда он сидит. Это почти разбивает мне сердце.
Сэмюэл, я думаю, счастлив здесь, насколько может быть счастлив сирота. Мама присматривает за ним утром и ночью, а папа опекает его днем, показывает ему токарный станок и учит правильно строгать дерево. Ни папа, ни мама не говорят об этом со мной, но я вижу, что в них появилась легкость, которая исчезла на два долгих года после кончины Перси. Вчера я услышала, как мама напевает на кухне – представляешь! Я хотела обнять ее и захлопать в ладоши, но не стала этого делать. Я потихоньку ушла и оставила ее с руками в муке и с песней, эхом отлетавшей от противня. Да, Сэмюэл дал нам новую надежду, и за это я ему очень благодарна.