Чаша отравы (Герасимов) - страница 105

— Всё идет, как и запланировано, — удовлетворенно произнес Волин.

— Да, — согласился Яковлев. — Всё четко исполняется.

 Бородатый исполнитель самозабвенно выводил строки песни — то меланхоличным тоном тупой боли наркомана, грезящего об очередной дозе, то, тряся патлами и срываясь на истошный визг, когда речь заходила о «связанной кумачом» России, которой прочел приговор «кровавый царь, великий гений».

В небольшом концертом зале в центре Москвы из зрителей были только два человека — Волин и Яковлев. Они дослушали песню и формально поблагодарили исполнителя и его ассистентов сухими короткими аплодисментами...

— Это прозвучит через полтора месяца на «Песне-89», — сказал Яковлев.

— Хорошо. Сделал-таки карьеру. Достиг вершин, так сказать. Наш человек, — сказал генерал. — Наш. Он на нас уже много лет работает.

— Как и Цой? — спросил Яковлев.

— Естественно, — коротко ответил Волин.

— Песня впечатляет, да, — сказал Яковлев. — Очередной камень, брошенный в социализм, причем увесистый. Хорошо идем, хорошо... По графику. Начинали с формально обезличенного «Покаяния», и через неопределенное, но настойчивое «Перемен» теперь переходим к прямому обвинению режима в исторических преступлениях. Ну и персонально того, кто пока еще по имени не называется, но всем ясно, о ком речь. Темп прекрасный. Ведь еще два года назад славили и его, и юбилей революции. Подаем это как голос снизу, глас народа, перед которым коммунистическая пока еще власть вынуждена покорно отступать. Да, недолго отступать осталось, недолго. Еще чуть-чуть, и произойдет прорыв, маски будут сброшены.

— Наша творческая лаборатория при «пятке» специально создала эту песню под него, как и ту цоевскую, — пояснил Волин. — Надо теперь малость окучить русско-патриотический фланг — для баланса. А шире — дать сигнал населению, что теперь благо — это цари, церкви. А прошлые семьдесят лет — небеса разверзшиеся.

— Да, именно так. Окучивать и русских патриотов, и либералов. Две мощные силы, которые, пусть и не обожают друг друга, но всё же с разных сторон сообща эффективно раскачивают общество уравниловки, — произнес Яковлев.

— Как много всё же значит промывание мозгов средствами культуры. Не зря Экселенц настаивал на важности этого сегмента, — размышлял Волин. — Да, Устранение — это важно, но не менее важна картина ценностей в умах масс. Формально мы должны были следить за творческой средой, особенно фрондирующей, контролировать ее через сексотов, давать рекомендации по административным воздействиям. А фактически мы их, по Его личному указанию, пестовали на будущее, взращивали, опекали, направляли. В то время как излишне идейные, безрассудно пытавшиеся предупредить, самые разные, от Ефремова до Кочетова, подвергались травле. Истинным, пестуемым влиятельными кругами мейнстримом стала фронда либеральная и фронда почвенническая. Вторую Он не особо жаловал, конечно, но если деятель шел в общей колее и готов был сотрудничать, то всё же находили общий язык. И среду эту готовили, и точки сбора для тех, кто на эти посылы ориентируется, держали в целости и сохранности, наподобие «Табакерки», холили и лелеяли... Главное, чтобы интеллигенции и тем, кто решает, постоянно давался сигнал — мол, всё в порядке, есть такое, живет и процветает, и ничего с ним не случится. Была бы на самом деле четкая команда — все они, пусть и шипя втихую, всё же выдавали бы только то, что нужно власти, и именно в таком виде, как нужно, а кто не согласился — про тех быстро забыли бы. Как при Сталине. Но команда была иная. И это правильно. Как говорится, готовь сани летом. Вот они и пригодились. Как же все эти бутоны распустились сейчас и пахнут!