Неумолимое время начало отсчитывать последние мгновения перед тем, как в бессмертие шагнет глава народного государства, воздвигнутого им и его соратниками на земле, где южное солнце щедро изливает тепло на густую зелень карпатских гор и широкую синь дунайских вод. И стоящий справа от него родной, верный и любимый человек, разделивший с ним судьбу до самого конца... Его Елена...
И вырвалось из уст поверженного и оболганного, но несдавшегося и несломленного Николае Чаушеску — прямо в лицо изменникам родины:
— Да здравствует свободная социалистическая Румыния! Долой предателей!
И — величественные и грозные слова гимна угнетенных и обездоленных всех стран.
Как напоминание о том, что когда-то уже было.
И как пророчество о том, что грядет снова.
Пусть даже и очень нескоро.
Но грядет неизбежно.
Sculaţi, voi oropsiţi ai vieţii
Voi, osândiţi la foame, sus!
Să fiarbă-n inimi răzvrătirea,
Să-nceapă al lumii vechi apus!
Москва, 22 августа 1991 года
Волин и Беляков наблюдали за толпой, которая бесновалась под окнами.
— Такое ощущение, что они сейчас ломанутся прямо к нам, — сказал Беляков.
— Нет, Андрюша, не беспокойся. Толпа полностью под контролем. Там чуть ли не каждый третий — наш...
Сегодня, как сообщается, был «найден» мертвым один из членов ГКЧП — последний министр внутренних дел СССР Борис Пуго. И рядом с ним жена — также, как и он, с тяжелым, очевидно, смертельным ранением. Во всяком случае, об этом доложила группа захвата — председатель КГБ РСФСР Виктор Иваненко, первый замминистра внутренних дел РСФСР Виктор Ерин, замгенпрокурора РСФСР Евгений Лисов и экс-зампред российского Совмина Григорий Явлинский.
Волин, когда ознакомился с их докладом, удовлетворенно проговорил вполголоса:
— Так. Один есть... — и, еще тише, сверяясь с каким-то списком из своего сейфа, — Кручина... Ахромеев...
Толпа продолжала неистовствовать. Облепила памятник Дзержинскому, кто-то на нем уже малевал что-то оскорбительное...
— Он здесь уже не нужен никому, — сказал Волин, показывая пальцем за окно. — Маски сброшены. Социализм ушел навсегда, и навсегда должен уйти его первый страж. Хотя простые здешние сотрудники его чтут и будут чтить, похоже, еще долго. Не будем пока запрещать им держать его портреты. А вообще, для всей страны, для всего мира — устанавливаются, конечно, новые правила игры, приходят новые ценности и символы.
— Но ведь для нас в конечном итоге ничего не изменилось?
— Да, для нас совершенно ничего не изменилось. Мы какими были все эти годы, такими и остались. Но теперь мы — те, кто задался целью восстановить естественный общественный строй, — у власти уже открыто. И мы будем в дальнейшем утверждать нашу власть жестко и беспощадно, — в голосе генерала армии послышался металл.