— Коммунизма больше не будет, многоуважаемый Виктор Сергеевич шестого разряда. Ваша рабочая власть подверглась Устранению нашими слаженными профессиональными усилиями. И уже никогда не вернется. Вашу рабочую собственность мы поделили между собой. И отныне вы будете рабами у нас, у владельцев этой страны, а ваши дети будут рабами наших детей. И вы лично тоже прямо сейчас подвергнетесь Устранению. Так-то вот, — предельно вежливо по форме, демонстрируя деланное сочувствие, сказал генерал армии.
— Планета будет единой. Россия вернулась в лоно мировой цивилизации. Мы, Америка, поможем ей занять ее место. Вы, жалкие комми, проиграли, проиграли навсегда, — по-русски, с небольшим, но всё же заметным акцентом произнес Бутчер.
— Усек, ты, красное отродье? На кого свою рабскую ручонку поднять рискнул? Мы тебя раздавим одним мизинцем и дальше пойдем. Моли нас, своих господ, о пощаде, чтобы тебя прикончили тут сейчас одним выстрелом, а не распяли, — наклонившись к раненому, прошипел Беляков.
— Вы дерьмо, а не господа, — с трудом, задыхаясь и превозмогая боль, искажая звуки из-за разбитого рта, но всё же более-менее понятно, ответил рабочий. — Вы предатели народа, изменники Родины. Вы, советские люди по рождению, нарушили Присягу и продали страну им, — указал взглядом на американца. — Вы лишили будущего всё человечество, всех разумных людей. Будьте вы прокляты. А коммунизм победит. Мы всё равно возьмем реванш и прикончим вас. А если мы не сможем — то наши дети прикончат ваших детей. А если и они не смогут — значит, наши внуки прикончат ваших внуков. — И, собрав последние силы, смачно харкнул кровью прямо в лицо Белякова. И не только кровью — изо рта вылетел выпавший зуб и попал полковнику прямо в глаз. Несильно и неопасно, но всё же чувствительно.
Беляков резко выпрямился. Несколько секунд стоял, ничего не говоря, словно в ступоре.
Наконец, оцепенение ушло, и лицо полковника ощерилось гримасой бешенства. Он вытащил носовой платок, вытер им лицо и отбросил в сторону. Потом внимательно всмотрелся в лежащего у его ног врага, широко выкатил глаза — и изо всех сил ударил его ботинком прямо по ране на бедре.
Пленник изогнулся от адской боли, и, не в силах сдерживаться, хрипло закричал.
Беляков ударил туда же снова. И еще раз. И еще.
Рабочий затих.
— Медик! — заорал полковник.
Прибежал военфельдшер. Ему приказали привести пленника в чувство. На это ушло минуты две, и тот снова открыл глаза.
Они смотрели, не моргая, друг на друга — Беляков и Смирнов.
Так прошло еще полминуты.
Полковник вытащил свой пистолет, придавил к земле левую ногу Виктора Сергеевича, аккуратно навел ствол на цель и выстрелил прямо в коленную чашечку. Потом так же прострелил второе колено.