Чаша отравы (Герасимов) - страница 171

— Изложи, — ответил Федор.

— Я упоминал, что за годы Советской власти у нас в стране, не только в России, а во всех пятнадцати республиках, сложилась единая общность — советский народ. Впрочем, это избитая формула, еще тех времен. Эта общность была объединена собственностью на средства производства, служившей источником ее благосостояния, жизненного потенциала, благополучия будущих поколений. Ты с этим-то хоть согласен?

— Разумеется, — сказал Галкин.

— Ну, слава КПСС, — облегченно вздохнул Иван. — Я утверждаю, что за семь десятилетий советскому обществу удалось преодолеть, в основе своей, классовое деление. Если принять, чисто условно, что владельцы социалистической собственности, весь народ, представлял собой единый класс, то, помимо него, были еще в первые десятилетия остаточные классы прежней эпохи. А в последние десятилетия — токсичный, враждебный класс теневой буржуазии. Можно долго спорить, он ли захватил власть — или же некий политический теневой авангард выразил его объективный классовый интерес. Думаю, сам по себе без организующего начала он ограничивался бы только паразитированием на советской экономике, и не больше. Важен результат — этот единый класс совладельцев всеобщей социалистической собственности, сложившийся за годы Советской власти, в результате перестройки, в результате реставрации капитализма оказался обобранным, ограбленным. Или, по марксистской терминологии, экспроприированным.

— Ну, и?

— Я к тому, что фокус классового подхода нужно смещать именно на этот статус. Ограбленного класса бывших хозяев. В России, познавшей десятилетия социализма, борьба буржуазии и пролетариата уже не является первичным фактором. Хотя и пролетарии, и буржуазия у нас снова есть. Но буржуазия — это как раз те, кто присвоил себе бывшую всеобщую собственность. В основном, конечно. Удельный вес рейдерской части буржуазии на порядки превосходит вес той буржуазии, которая как-то сама, без этих грабительских вливаний, взрастила что-то с нуля.

— Но всё равно же — есть пролетариат? Есть! Есть буржуазия? Есть! К чему плодить лишние сущности? — возразил Галкин.

Иван вздохнул.

— Это обстоятельство мне представляется ключевым. На Украине, в Белоруссии, в Молдавии, в Прибалтике в сорок втором — сорок третьем тоже ведь были и буржуазия, и пролетариат, по твоей логике? Или всё же ограбление единого класса собственников социалистического хозяйства захватчиками? Для того, чтобы восстановить социализм, тоже надо было использовать подход, соответствующий дореволюционной эпохе?

— Ну, ты передергиваешь, Вань! Это же была война!