Наташа была в смятении.
Что тут происходит? Кого здесь распяли и жгут током?
И в ее сознание извне вторглась как бы новая догадка: это Иван, коммунист, он принимает муку за правду, за народ, за будущее человечества.
Конечно, кому-то эти слова показались бы пафосными и старомодными, даже наивными и смешными, но они «прозвучали» именно в такой форме. И к тому же для Наташи это было серьезным само по себе, потому что она и ее отец — коммунисты. В Белоруссии в свое время компартия, ставшая правопреемницей советской КПБ, раскололась. Одни встали в жесткую оппозицию, ударившись в европоклонство. Другие же поддерживают действующую власть, полагая, что в нынешних реальных условиях то, что есть здесь и сейчас, хоть и не является социализмом в чистом виде, всё же наиболее правильно и приемлемо. У власти и этих коммунистов один и тот же враг — предатели с бело-красно-белыми фашистскими тряпками. Которые — пока, к счастью, тщетно — мечтают все эти десятилетия захватить власть и превратить страну в точно такую же черную дыру, как, например, Украина.
А Россия... По оценке Наташи, в ней тоже, как и у южных соседей, господствует беспощадная по отношению к простым людям диктатура тех, кто присвоил всё народное достояние, а сам народ выжимает досуха, целенаправленно вгоняя в нищету, остервенело закручивая гайки в отношении рядовых граждан.
Вот и наглядное подтверждение.
Наташино сердце переполнилось жалостью, ей хотелось хоть чем-то помочь далекому российскому товарищу, терзаемому палачами, но она не знала, как.
И вновь откуда-то молнией проявилось у нее «сверхзнание»: в руках у борца важная тайна. Но пока он не может открыться, не может сейчас признаться в том, что ею владеет. Если признается, то мучения прекратятся. Но тогда события не пойдут по тому пути, по которому должны пойти. Сейчас всё зависит от его мужества. Продержится — всё будет так, как и должно быть. Как он сам и предполагает, и предполагает правильно. А сломается, сдастся, уступит — будет провал.
Наташа не понимала, что это означает и с чем связано. Мысли набегали сумбурно.
И лишь одно она могла — собрав все силы, до боли сопереживая этому незнакомому отважному соратнику по имени Иван, она как бы крикнула ему: держись, товарищ! Продержишься — победишь, ты прав в своих догадках, не сдавайся!
И вдруг всё разом исчезло. Наташа очнулась в отцовской лаборатории.
— Я выключил, для первого раза хватит, — сказал профессор, помогая дочери освободиться от накладок на голове. — Ну, как? Увидела что-нибудь интересное?
— Да... такое ощущение, которого никогда не было... странный сон, или нечто, похожее на сон. В чем-то даже наивный, как многие сны. — И кошмарный к тому же. И, не теряя времени, опасаясь, что забудет, как это обычно бывает после пробуждения, Наташа вкратце рассказала о том, что видела и ощущала.