Дома я первым делом вынула из-за уха один-единственный темный волосок и присовокупила его к свертку мистера Кантуэлла. Тао Лат перед обаянием альционы не склонился и кепи не снял, а нагло прореживать ему шевелюру птица не решилась. Пришлось довольствоваться тем, что есть — и я достала с чердака коротенькую записку от камердинера и, скомкав, бросила ее в печь, под щепу и перекрестье поленьев. Ритуалы ритуалами, но зачем переводить попусту хорошую бумагу?
Я не знала, что именно задумали Тао Лат и его высокопоставленный младший брат, а потому ограничилась общим:
— Будет по-моему, — уверенно заявила я и чиркнула спичкой. — Твоя воля — пеплом, как твоя записка, моя воля — камень, как моя печь!
Записка занялась веселеньким рыжим огоньком, охотно перекинувшимся на мелкую щепу. Дымок хищно облизнул поленья, примериваясь; кора потемнела, наливаясь зловещей чернотой, и из нее выглянул сначала один оранжевый язычок, потом — другой. Не прошло и пяти минут, как в моей печи мирно потрескивали дрова, а от записки Тао Лата остались одни воспоминания, но подспудная тревога никуда не делась. Я покрутилась на кухне, расставляя по местам баночки со специями и перебирая мешочки с травяными чаями, то и дело косясь на беленый бок печи. От нее все сильнее веяло жаром, и духота становилась невыносимой.
Я распахнула все окна, открыла настежь входную дверь — и, сдавшись, замесила песочное тесто. Сама я к песочному печенью была равнодушна, но Терренс Джей Хантингтон III за него был готов продать душу. А кто, как не кухонный мальчишка, способен пробраться куда угодно и утащить пару волосков с расчески?..
Для пущей соблазнительности своих «аргументов» я достала из шкафчика старые формочки для печенья — сплошь карикатурные привидения и кошки, выгибающие спину дугой. Их юный Терренс уважал особенно, потому как «страшные» фигурки по умолчанию означали, что хрупкую психику Тобиаса от них нужно беречь.
Отправив противень в печь, я выглянула в окно. Влажная ньямарангская ночь теперь казалась прохладной, но голову отчего-то не остудила, и я, обозлившись на себя, поднялась на чердак, но вглубь, к сверткам, не пошла. Стеллажи от входа отделяли пахучие гирлянды сушеных трав, и я надергала несколько пучков, ориентируясь на запах. Баночка с противозачаточным отваром, которую я отдала Дейзи, была последней, и запасы следовало восполнить.
Стоило принять это решение, как на душе отчего-то стало легче. Я остановилась в коридорчике, у распахнутого окна, и задумчиво повертела в руках выбранные травы. Расценивать это как знак судьбы не хотелось, но от одной мысли о том, чтобы махнуть рукой и пойти спать, по спине пробежала волна холодных мурашек. Покорившись, я вернулась на кухню и так увлеклась отваром, что едва не пересушила печенье.