- Отлично, — кивнул лейтенант и злодейски добавил: — Тогда мы зайдем около семи утра.
И ушел, оставив меня мученически смотреть на часы и гадать: он вообще спит когда-нибудь?
Зато хронический недосып его брата получил отличное объяснение…
* * *
Привычный к долгим ночным бдениям организм яростно сопротивлялся сначала попыткам уснуть пораньше, потом — проснуться вовремя. Два года в трущобах сделали мой сон нервным и чутким, но даже они спасовали перед необходимостью встать в половину седьмого.
В итоге меня разбудил Раинер, которого лейтенанты добросовестно проводили до моей комнаты и коварно впихнули внутрь, воспользовавшись мастер-ключом. Сам храмовник был раздражающе свеж и бодр: в храме на утреннюю молитву вставали и того раньше, а на мои прогулы смотрели сквозь пальцы. Настоятеля более чем устраивало, что последователи не отвлекаются на единственную девицу в самом сердце Собора, так что мне было позволено дрыхнуть, сколько хочется.
Увы, отечественные порядки были куда жестче. Лейтенантам предстояло выгулять подопечных и явиться на службу вовремя — а потому мои шансы спрятать голову под подушку и доспать, и без того не слишком-то высокие, устремились к нулю.
Раинер использовал самую действенную и безжалостную методу: приподнял меня за плечи — и отпустил, позволив силе тяжести завершить побудку за него. Ощущение падения взбодрило так, как не смогло бы даже ведро холодной воды, опрокинутое мне на голову — хотя, проморгавшись и спросонья обругав храмовника не на том языке, я обнаружила, что сам он критически близок к тому, чтобы использовать-таки еще и ведро.
- Уже? — жалобно простонала я, не спеша выбираться из-под одеяла.
- Одевайся, — пробурчал Раинер и ретировался, не поддаваясь на провокации.
Судя по взрыву хохота в коридоре, переводом моей утренней тирады он предпочел поинтересоваться у братьев Гейб — и правильно сделал. Лично я бы переводить точно постеснялась. Рэвен же, судя по тому, какое выражение лица было у Раинера, когда я высунулась из комнаты, объяснил все подробнейшим образом, а то еще и от себя добавил.
Уважительно «выкать» людям, из-за которых тебя разбудили ни свет ни заря, и разводить прочие политесы оказалось слишком сложным для моего утреннего автопилота, но Рэвен на мои оплошности в речи благовоспитанно не обратил внимания — а потом и сам перешел на «ты», как-то удивительно легко и ненавязчиво. Общение с Обероном здорово облегчило внезапно нахлынувшее сочувствие и взаимопонимание: лейтенант был изрядно помят и щеголял такими синяками под глазами, что его худое лицо в переплетениях сумрачных теней напоминало маску черепа, добросовестно сооруженную из папье-маше. Поскольку сама я выглядела точно так же, мы с Раинером быстро поделили собеседников по необходимой нам степени бодрости и из здания штаб-квартиры вышли уже парами.