И вот тогда-а-а, после всех этих чайных церемоний и унизительного прислуживания семерым напыщенным дуракам, кто-нибудь из них, соблазнившись на мою красоту и молодость, и изъявил бы желание назваться моим мужем.
Мне бы он ничего не сказал, конечно.
Но при выходе, прощаясь с родителями, бросил бы в семейную чашу, что стоит у входа на высокой тумбе, свою карточку. Странные, дурацкие церемонии...
- Слушай, слушай, что они говорят, - шипела мне напутственные слова матушка, потуже затягивая мою талию в корсет, да так, что ребра трещали. - И поддакивай все время!
Я только морщилась и втягивала живот, хотя, казалось, он уже прилип к позвоночнику стараниями моей беспощадной родительницы.
- Не проще ли было, - уныло спросила я, переведя дух, - чтоб они просто сделали мне предложение и мы встретились бы только на свадьбе? От меня все равно ничего не зависит. А им, раз уж приспичило жениться, не все ли равно как я выгляжу? В конце концов, они сами сватаются, никто их за руку не тянет! Так что пусть берут то, что дают!
- Вот и рискуешь так встретить у алтаря толстого лысого старикашку! - пыхтела матушка, застегивая мое парадное платье на все крючочки. Прекрасное атласное белое платье, в таком на балу танцевать, а не чаи подносить кому попало! - А так посмотришь. может, женихи тебе совсем-совсем не понравятся? Тогда есть шанс как-то исправить ситуацию.
- Как? - мрачно спросила я. - Достать из носа козявку?
Хотя, надо признать, они были совсем не дурны. Женихи не дурны, не правила.
Красивее всех оказался некромант. Он сиял, как ограненный черный бриллиант.
Он молодой, породистый, высокий и черноволосый. У него дерзкие зеленые глаза и бледное лицо - конечно, с его-то специализаций! Наверное, день и ночь проводит в склепе, играясь со старым костями.
Против моих ожиданий, от него не воняет тухляком и мертвечиной. Когда я склоняюсь, наполняя его чашку ароматным напитком, мой нос улавливает тонкий-тонкий, едва заметный запах каких-то духов. Словно свежее дыхание моря.
А задница моя сквозь множество юбок улавливает его ладонь. Некромант многозначительно молчит, изящно оттопырив палец руки, держащей чашку с чаем, а сам тайком ощупывает меня, словно оценивая будущие владенья. Вкрадчиво поглаживает и многозначительно, многообещающе сжимает... Мол, детка, ради тебя я подниму даже самого мертвого мертвеца.
Нахал!
Так бы и треснула ему по наглой роже, но нельзя.
Он одет в черное, и даже кружева на его модном галстуке, завязанном бантом, тоже черные. Готичненько.
Пуговицы на его черном муаровом одеянии все сплошь серебряные, частые, в два ряда. Говорят, однажды он увлекся и оживил каких-то ну совсем опасных мертвецов. Они не подчинялись его приказам и хотели его крови. Так вот он отделался от них, отрывая от своей одежды эти пуговицы и метая их в зомби как пули. Прямо в лоб. Сильные же у него пальцы.