Полуночница (Елисеева) - страница 127

Глядя на Элину, я поняла, что, куда бы мы не отправились, привычки всё равно останутся с нами.

Северянка начала рассказ:

— Когда ты ушла, госпожа ужасно злилась. Выяснив, что мы помогли тебе, она сделала порядки в доме ещё более строгими. За нами стали тщательнее следить. Даже если кому удавалось вопреки запрету получить подарки от господ, хранить их стало невозможно: Итолина всё отбирала. Ничто не должно было связывать нас со свободой, — с грустью сообщила подруга.

— Мне так жаль.

— Тебе не о чем стыдиться. Мы сами сделали свой выбор, и нам за него отвечать.

— Как ты выбралась?

Её глаза потеплели:

— Один из постояльцев обратил на меня внимание, и вот, — заключила она, — я здесь.

Наверное, мне не стоило об этом говорить, но я не сдержалась:

— Я видела его жену.

С лица Элины исчезла вся краска. Оно стало выглядеть бесцветным, без единой кровинки. Зря, я призналась. Как я могла забыть, как трепетно северянка всегда относилась к человеческой нравственности? Не стоило напоминать, что жизнь сделала её такой, кого она всегда стыдилась. Я смутилась своего порыва.

Элина прошептала бледными губами:

— Нору?

Я ответила так же тихо:

— Да.

Она устало прикрыла глаза. Я знала, что каждое следующее слово давалось ей как рана, высеченная на коже.

— Мы потому и уехали из города, что там Сефима все знали. Тут же окружающие уверены, что мы муж и жена. Ты ведь знаешь: в царстве Льен нет разводов. Да, я грешна, но отвечать буду лишь перед Треоким. Пусть он меня судит!

Я поняла, что после всего пережитого она оказалась привязанной к мужчине так же крепко, как к заведению Итолины Нард. Он держал её путами, сетью, клеткой. Без чужой поддержки её ждала судьба ещё более худшая, чем бордель. Выбора не было. С губ сорвался вопрос:

— Ты его любишь?

Элина тяжело вздохнула. Она захотела тут же ответить, но потом передумала и честно призналась:

— Я не знаю, — на духу выпалила она и отчего-то испуганно на меня посмотрела. Она замерла и вся подобралось, будто ожидая выпада в свою сторону, но осуждения не последовало. Никто не смел её судить, даже я. Особенно я. Ни после всего того, что произошло в прошлом. Даже в заведении Итолины Нард она оставалась чистой, выносящей все невзгоды, как никто бы не смог. Её выдержка питала меня и давала толчок двигаться вперёд, когда отчаяние захватывало сердце.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но сейчас я смотрела в её лазурные глаза и видела пустоту. Как будто бездумно, Элина поспешно добавила:

— Полюблю, — скорее себе, чем мне сообщила она, стараясь убедить себя в том, чего, возможно, никогда не случится.