Дмитрий Николаевич Журавлев, никогда не пропускавший ее концерты, говорил: «Когда поет Ниночка, вокруг расцветают цветы». А уж он-то великолепно знал, из чего состоит хороший концерт. Он знал, и многие знают. Однако объяснить это почти невозможно, а сделать самому – безумно трудно! Не знаю даже, что может быть труднее, чем спеть или сыграть хороший концерт. Здесь все зависит от личности артиста, от самочувствия в данный момент и от каприза удачи. В спектакле почти не бывает полных катастроф. В концертах – это случается. Концертные катастрофы знал даже великий Рихтер. Но вернемся к ней, к ее репертуару. Подумать только – какой диапазон! Шостакович и Дебюсси, Шуберт, Лист, Брамс, Прокофьев, Бах и прелестные французские миниатюры – все находило в ней блестящего интерпретатора. Ее исполнение было столь музыкально глубоким и артистически точным, что часто становилось подлинным откровением.
IV
Нина Львовна страстно любила театр, и я уверена, что если бы Бог не дал ей голоса, она была бы блестящей драматической актрисой.
Я помню, как в их доме разыгрывались шарады. Святослав Теофилович этим весьма увлекался. Однажды Нине Львовне досталось сыграть не слово, а только предлог. Французский предлог отрицания. Мы все знали ее уравновешенность и спокойную сдержанность. Иной ее просто не представляли. Казалось, ничто не может вывести ее из состояния полного владения собой.
И вдруг она вбежала в комнату в какой-то шляпке и с таким темпераментом, с таким возмущением стала указывать нам на окно, бурно жестикулируя, приглашая нас взглянуть на то, что там происходит. Ее нельзя было узнать. Когда напряжение достигло предела, она почти выкрикнула, или даже выдохнула, свое «pas»! И этим разом смахнула все. Мы не успели опомниться, как она исчезла.
Этюд этот был сыгран с таким мастерством, что я до сих пор помню его как яркое театральное впечатление.
V
И все-таки еще раз о ее концертах. И особенно о Шуберте, которого она так любила. Она спела все его циклы: «Прекрасная мельничиха», «Зимний путь», номера «Лебединой песни». Это ее исполнительские шедевры.
Я всегда поражалась вот чему: каждая песня у нее «случалась сейчас», и казалось, что ей самой неизвестно, что будет дальше. Она жила на эстраде. И пела она про себя. Про себя и про нас, ее слушателей. Это мы все чувствовали. Слушая ее, мы были в самом действии, настроении, переживании шубертовских песен. Но как достигалось это – опять не знаю. Здесь нет никакой методики. Опять здесь тайна таланта. Сокровенная тайна ее жизни, ее радостей и страданий.