Давайте сейчас еще раз посмотрим на ее портрет. Посмотрим и подумаем о ней. Увидим ли мы в ее лице разрушительные следы той трагической жизни, что послала ей судьба?
Нет… Перед нами прекрасное лицо, абсолютно классическое и спокойное. Оно лишь несколько печально – и все…
Когда она пела Моцарта или Шуберта, казалось, она явилась к нам прямо из Вены XIX столетия. Быть может, это было влиянием западной крови? Наверное.
Но когда мы слышали ее Мусоргского, Прокофьева или Глинку, невольно возникал вопрос: а была ли когда-нибудь у России еще одна столь русская певица?
Но главное, пожалуй, не в этом. Главное – это тайна ее искусства. В чем она состояла? О, если бы это удалось объяснить! Но нет. Не удастся! Разве можно объяснить искусство?
У нее был изумительный музыкальный дар, редкостная наследственная культура и небольшой камерный голос, чистый и ясный. Владела им она с подлинным совершенством.
Но и это не главное! Было в этом искусстве нечто более сложное, чем музыкальность. У нее как-то особенно глубоко и образно звучало слово. Не стих, а именно слово, этот феномен, не поддающийся осмыслению, фонетическая материя мысли. Слово-образ, произнесенный и спетый в равной мере, – вот составляющие этого поразительного сплава – искусства Нины Дорлиак! Это было уже шире чисто музыкальных понятий.
То, что происходило на ее концертах, никого не оставляло в стороне, касалось каждого и становилось бесценным личным приобретением. Любовь к ней и ее искусству была всеобщая. Но вдруг, в середине жизни, находясь в прекрасной певческой форме, она оставила эстраду.
И вот уже целое поколение никогда не слышало ее живого пения.
У нее был огромный репертуар. Ее концерты со Святославом Рихтером являлись лучшими достижениями нашего исполнительского искусства. Почему же так мало осталось записей? Для широкого круга любителей музыки доступны всего две, ну, может быть, три пластинки. Это необъяснимо. Здесь можно лишь гадать и разводить руками.
Нина Дорлиак была великой камерной певицей. Кто мог сравниться с ней? Никто…
Остается ждать и надеяться, что наша родина обратится наконец к своей культуре, научится собирать и беречь ее и восхищаться ею так же, как и весь цивилизованный мир…
Письма Нины Дорлиак к Галине Писаренко
Галюша моя дорогая.
С радостью получила твое письмо – благодарю тебя за сердечные слова. Ты знаешь и чувствуешь, конечно, что ты очень мне близка и дорога, и я тоже уже с волнением думаю, что тебе осталось только 2 года (в том случае, если ты уедешь). Мне хочется тебе дать все до последней капли, что возможно, чтоб ты сделала в искусстве все, чего мне не удалось в силу многих обстоятельств – и объективных, и субъективных. Чтобы не точила тебя острая боль в зрелом возрасте от невыполненных намерений и неосуществленных желаний.