Ночью он не стал провоцировать спутников и просто не ложился спать, стоял, опёршись спиной на фальшборт, или же ходил туда-сюда, опираясь на шпагу в ножнах, как на трость. Матросы поглядывали злобно, но ничего не предпринимали, команды не было.
Когда наступило утро, а над вершинами деревьев на берегу засветилась жёлтая полоска, он присел на палубу, переводя дух, и дотронулся до амулета. Ночь прошла напряжённо, настолько, что в отдельные моменты он сам был готов на них напасть. Восемь человек — пустяк, у него в пистолете двадцать патронов, а стреляет он отлично. Но всё же первым начинать не хотелось, оставалась ничтожно малая вероятность того, что путешествие пройдёт гладко. Глупая надежда, но именно она не позволяла ему убить всех сейчас. За это пришлось расплачиваться бессонной ночью и постоянным напряжением, как только он окажется в непосредственной близости врат, нужно будет передохнуть, желательно в виде суточного сна. Если, конечно, буря позволит.
А амулет совершенно точно стал теплее, врата приближались, и он их уловил. Интересно, а что там с погоней? У него фора в три-четыре дня. Местные предпочитают спрятаться в убежища с запасом времени. За неделю до катастрофы, тем более что календарь всемирной бури год от года сильно гуляет. Вот они придут в пустой мир, допустим, сообразят, что он направился к ближайшим вратам (тут без вариантов, были вторые врата, но они на другом конце земли, да и ведут не туда). Отправятся следом, но… теоретически, могли проскочить и до начала бури. Тогда станет невесело, придётся не просто идти по неизвестным мирам, а ещё и постоянно оглядываться и заметать следы.
Ближе к обеду амулет нагрелся ещё сильнее. Пора. Встав у борта, он стал смотреть на реку. Прямо по курсу приближалась очередная отмель, осталось только спрыгнуть с борта и помахать рукой спутникам, уже поделившим выручку за него. Единственное, в чём его никогда нельзя было упрекнуть, так это в мошенничестве. Вынув из кармана три золотых цехина, он бросил их на палубу, подхватил мешок и, вскочив ногами на фальшборт, шагнул в реку.
Вот только вместо того, чтобы лететь вниз, он полетел назад. Могучая рука ухватила его за пояс и дёрнула с такой силой, что кожаный ремень шириной в ладонь едва не порвался. Виньер шлёпнулся на палубу, больно отбив копчик, боль на мгновение его ослепила, а когда он открыл глаза, над ним уже возвышался тот самый могучий матрос, что выспрашивал о родственниках.
Рука ухватилась за эфес шпаги, но тут же была придавлена ногой в сапоге огромного размера. Матрос присел и замахнулся кулаком для удара. От такого удара Виньер мог не подняться вовсе, но в самый последний момент рука матроса ослабла, и удар получился смазанным.