— Я потом, потом пойду. Вы побудьте с ней. Она ждала. Больше всего вас. Ждала…
Медицинская сестра, вся в белом, как ей и полагается быть, с желтыми длинными волосами и безбровым свежим лицом, шла чуть впереди него. Они поднялись на второй этаж. В коридоре было бело от света ясного зимнего дня. Егору казалось, что он идет сквозь бесконечное холодное пространство, остро и колюче сияющее белизной.
Мертвый холодный блеск. В нем, чуть впереди Егора, двигалось тоже что-то белое, неживое. «Но почему оно двигается, если неживое?» — подумал он и с трудом догадался, что это же сестра.
Странная диалектика: его беспрепятственно пустили к Нине, значит, надежд уже нет. Разве она не нуждалась в людях, когда еще были надежды? Тогда она оставалась одна…
«О чем я думаю? Как я могу об этом думать?»
Сестра подходила к двери. Он уже понял, что это та дверь. За ней — Нина. Невидимая черта уже отделяет ее от мира. Но он тут же протестующе остановил себя: «Нет, нет. Этого не может быть, — и обругал себя. — Ах ты, жалкий риторик»…
Сестра открыла дверь. Егор перешагнул порог. Никакой черты он не ощутил, не увидел, не понял.
Кровать Нины стояла у окна. С обеих сторон ее сидело по девочке. Если бы у обеих были белые волосы, Егор подумал бы, что у него двоится в глазах. Но у одной девочки, что сидела слева, были темные волосы, у другой — светлые. Значит, это обе живые девчушки, у него вовсе не двоится в глазах.
«А, это ее дочери или те, из-за которых…» — успел подумать ой и тут увидел лицо Нины. Большие серые глаза, застигнутые врасплох, так и остались распахнутыми ему навстречу. В них за короткое мгновение отразились все переживания живого, живущего человека: и удивление, и неверие, и вера, и страх, и радость. Они жили!
Нина молча ждала, когда он подойдет к кровати, а когда он подошел, чуть приподняла от подушки голову. Простыня, прикрывающая до половины ее лицо, сползла, и Егор увидел ее темные искусанные губы, темный подбородок, обметанный лихорадкой. И все это в зеленке, обычной, какой мажут болячки у ребятишек.
— Как они тебя измазали, — сказал он, возмущаясь, за короткие секунды, может быть, пережив почти то же, что пережила и она.
Он увидел, как она засмеялась, прикрывая рот рукой и охая от боли в губах. В руках ее была кукла, и она ее пестрым сарафанчиком прикрыла свой подбородок. Но вдруг лицо Нины сделалось серьезным, поискала глазами девочек, они теперь стояли рядом у нее в ногах, и глаза ее потеплели:
— Ну, девочки, спасибо вам за куклу. Я без вас буду играть. До свидания!
Когда они вышли, Нина вздохнув, сказала: