— Мы сами его выберем, — сказала она. — Вот пойдем по площади и выберем.
Они перешли улицу, вступили на дорожку сквера. Шли, вглядываясь в лица встречных людей, замедляли шаг перед теми, кто сидел на скамеечках.
— Спросим его? — говорил он, когда они проходили мимо старика, сидящего с газетой.
— Нет, он скажет: «Эй оска» — «Не понимаю».
— А у этой вот молодой?
— Она очень спешит… Очень занята собой, и ей не до старого Тоомаса.
— Я спрошу у мальчишки. Мальчишки — честнейший народ в мире.
— Ладно, — согласилась она.
Мальчишка был озадачен, долго не мог понять, что от него хотят, но все-таки уразумел, и серьезно, удивляясь, что этого не видят двое русских, сказал:
— Он — на страже. Он смотрит. Он в боевом строю.
Нина засмеялась:
— Ну что? Честнейший народ…
— Разве не честнейший? Мальчишка видит его таким, ждет от него этого.
— Понятно, — сказала Нина. — Значит, у вас все хорошо, раз ваш Тоомас весело танцует.
— Верно, — подтвердил он, — все хорошо, и я завтра улетаю. Мне чертовски повезло. Я достал сталь, за которой гонялся всю неделю, и еще… Еще мне в голову пришла одна редкостная мысль, какие приходят уж не так часто. Я почти что изобрел прибор.
— Прибор? Выработаете в конструкторском бюро?
— Нет, но что-то вроде, — он не стал ей объяснять, где он работает, в подробностях. Разве это ей интересно? Но она заинтересовалась.
— Какой же прибор? Объясните. Я, возможно, пойму.
Егору была приятна ее заинтересованность, он стал объяснять, что такое индикатор. Это измерительный прибор, без которого не обойтись ни в одном механическом цехе. Точный прибор, он должен иметь наименьшую погрешность. А чтобы ее найти, требуется такой прибор, еще более точный. Эталон для эталона.
— Интересно! — сказала она, тряхнув головой и откинув челку со лба. — И как это вы изобретаете?
— Как? Да не знаю, право. По-разному. Иной раз сидишь за чертежным столом, ищешь решение. Иной — видишь решение в вещах. Вот этим утром… Сидел в кафе, держал в одной руке нож, в другой вилку, и увидел. Но думаешь всегда, все время. Это состояние мучительное, но в то же время необыкновенное. Вечное беспокойство. Понимаете, если астроном понял, зрительно представил бесконечность вселенной, он уже обрек себя на это вечное беспокойство. Да и писатель, я думаю…
Они стояли возле ратуши и на какое-то время забыли и про старого Тоомаса и про все другое.
— С писателем, я думаю, это случается тогда, когда он поймет недосягаемость глубин человеческой души и все же будет искать дно. А изобретатель? Когда увидит, что развитие техники бесконечно, и будет все же стремиться к концу, создавая все лучшее.