— Нет. Старый Тоомас у нас один, и сами понимаете…
Егор и Нина еще некоторое время стояли и рассматривали флюгера, тисненные на коже, эстонка увлеклась и стала объяснять, чем примечателен тот или иной флюгер и где он стоит. Иногда они спорили с Ниной, и однажды Нина оказалась правой и была очень довольна.
— Спасибо, — сказала Нина, прощаясь. — Если позволите, я изредка буду заходить к вам.
— Да, да, — закивала буклями эстонка.
— А теперь вашему сыну… — Нина взглянула на Егора, стала что-то разглядывать под стеклом. — Кинжал в кожаных ножнах. Смотрите. И флюгер. Это ведь со второй башни Вируских ворот? — спросила она эстонку, и Егор понял, что она просто хотела польстить ей.
— Да, да, — подтвердила та, действительно польщенная. — Тысяча шестьсот восемьдесят четвертый год. Кинжал серебряный. Если дорог, я могу предложить медный.
— Медный, — поторопился сказать Егор и добавил: — Прочнее.
Они купили кинжал. Он был как настоящий, только маленький. Медь была старая, кованая, черная и походила на вороненую сталь.
— А теперь жене… Скажите, она брюнетка или блондинка? Какие у нее глаза?
— Русая, — сказал Егор, смущаясь, — Глаза серые. Как у вас.
— Купите нитку янтаря. Это из Латвии, с янтарного берега Балтики. Лучше ничего не найдете. Вот эту. Она скромная и очень пойдет русой. Правда я говорю? — спросила Нина эстонку.
— Да, да, — закивала та.
Егор подумал: денег у него было в обрез. Он хотел что-то купить для Илусов. Хотя бы бутылку коньяку. «Впрочем, заберу спирт НЗ. Оставлял на доставку груза, но все обошлось без спирта».
И они купили нитку янтаря. Желтые горошины, наверно, были красивы. Егору они понравились, он знал, понравятся и Варе.
Выходя из магазина, Нина неожиданно спросила:
— А вы любите жену?
Скорее механически, чем сознательно, Егор ответил, что любит. И затем, как бы поняв неубедительность произнесенного слова, добавил:
— Конечно, люблю.
Это было правдой. Он любил жену. Они встретились, когда еще шла война, он — инвалид с незаживающей раной в боку и перебитыми ребрами, она — совсем еще девчонка. Их любовь была отчаянно-исступленной, точно они боялись, что их что-то разлучит.
Нина и Егор прошли мимо ратуши.
— Видите, — указала Нина на тяжелые цепи на серой стене, — ими приковывали преступников и, говорят, неверных жен. И весь город смотрел на них, как на проклятых. Можно придумать для женщин более чудовищную казнь?
— Чудовищно, конечно. Но ведь это тогда держало семью.
— А разве ее что-то может удержать, кроме любви?
— Почему же нет? Долг. Дети. Религиозные чувства. Деньги.