Хотелось есть. Днем, в обед, он перекусил на ходу, выпив в буфете бутылку кефира. Ему сказали, что Канунников срочно требует его к себе, и завернутые женой в салфетку бутерброды, уложенные в чемоданчик рядом с инструментами, так и остались нетронутыми. Как они сейчас пригодились!
Эдгар, не отрываясь от схемы, раскрыл чемоданчик, нащупал рукой салфетку, стал осторожно ее разматывать. Вдруг что-то укололо руку, он отдернул ее, будто при электрическом ударе. Осторожно провел ладонью по салфетке, рука снова накололась. Что за чертовщина, он не брал с собой размочаленные экранированные провода, откуда эти колючки?
Он оторвался от схемы, заглянул в чемодан.
Что-то темное, похожее на щетку, лежало на салфетке. Он потрогал: ежик! Бутербродов, конечно, и след простыл…
Ежик был живой: иголки шевелились…
Строгое лицо Эдгара стало жалким от обиды. Шалостями цеховых ребят он был сыт по горло, попервости злился, строил планы отмщения, но чем больше он злился, тем неотступнее были шалости ребят. Потом он понял, что где-то сплоховал, и теперь ему уже не отвязаться от проказ, и перестал их замечать, на все смотрел сквозь пальцы. Но ежонка! Живого!
Он осторожно перекатил ежонка на ладонь, толстая кожа не чувствовала уколов, зачем-то подул на него, губы Эдгара вытянулись, как у ребенка, сосущего конфету. И тут увидел записку.
«Эдгар, не сердись и не умирай с голоду: понимаешь, подвернулась штучка «перцовки», а за закуской бежать далеко. Мы уляжем перцовочку на берегу Хлынки, закусим твоими бутербродами и добрым словом вспомянем тебя. Твои верные друзья по цеху».
Почерк был знакомый. Конечно, это писал слесарь Яшка Сазонов. Стервец, сам всего ничего, а тоже острит.
Но где они взяли ежонка?
— Сволочи! — выругался Эдгар. — Он же мог задохнуться в чемодане. Вот бесчеловечное семя! Вот…
У него не было слов, чтобы высказать свое возмущение. Окажись под боком слесаренок Яшка, Эдгар не посмотрел бы на его виртуозные руки, открутил бы, как крепежные болты у списанного в расход станка. Уж он бы устроил ему выволочку… Уж он бы…
Вскоре Эдгар успокоился, жалея лишь о том, что буфет сейчас закрыт и негде достать для ежонка молока. Но и это скоро перестало его волновать. Он снова углубился в схему. Егор и Иван застали его за этим занятием, с ежонком на ладони. И когда Эдгар отвлекся от схемы и взглянул на удивленные лица Егора и Ивана и на восторженный блеск Славкиных глаз, то не сразу понял, чему они удивляются и чем восторгаются. Вот ведь люди… Но взглянул на ладонь, увидел ежонка и все понял. Пожалел, что не догадался убрать, теперь опять зубоскальство. «А, — махнул он про себя рукой, — черт с ними», — и поднес ежонка к лицу и подул на него. Жесткие иголки чуть-чуть задвигались.