— Живой, живой! — закричал Славка. — Пап, я потрогаю?
— Спроси дядю Эдгара.
— Погладь… — Лицо Эдгара было серьезным. Он протянул Славке руку с ежонком. Рука Славки будто огня коснулась: так быстро отдернул он ее.
— Вот сюда, — придя в себя, сказал Славка, сдернув с головы соломенную кепку и протягивая ее Эдгару.
Ежонок перекочевал с ладони Эдгара в Славкину кепку. Эдгар еще некоторое время чувствовал на ладони текучее тепло от ежонкова затаенного дыхания. Скоро тепло это растаяло, Эдгар с сожалением вздохнул.
— Где его взял? — спросил Иван, все еще удивляясь появлению ежонка в цехе. Вроде за Эдгаром не наблюдалась любовь к животным. Скрытный черт…
— Где? А пошел я в нижний цех… Смотрю: катится через двор и прямо к двери. Я открыл, ну он, не раздумывая, за мной…
Егор взглянул на Эдгара и понял, в какое трудное положение попал Эдгар, не умеющий врать. Чудак-человек, и придумать-то ничего как следует не умеет. Кто-нибудь, так и знай, подсунул ему, чтобы потешиться.
— Кормил?
— Как же. Все бутерброды слопал. Сыр пошехонский страсть как любит. — Лицо Эдгара было невозмутимым.
Егор позвонил жене в ОТК: не запаслась ли молоком?
— Славка у тебя? — догадалась Варя. — Долго парня не мучай. Принести бутылку?
— Сам приду.
Варя молчала.
— Что, устала?
— Устала, — сказала она потухшим голосом. — В глазах двоится, линия точности расползается, прыгает. Не знаю, что и делать.
Егор вскоре вернулся с бутылкой молока. Но сколько ни старались они все вчетвером накормить молоком ежонка, тот и не думал показывать свою мордочку — упрятал ее в иголках, и ни в какую.
— Не доверяет он нам, — грустно вздохнул Эдгар. — Экую колючку природа создала.
— Оставим человека в покое, — сказал Иван о ежонке. — Пусть принюхается, привыкнет. Храбрец, в город приплелся, — все еще удивлялся Иван, поверив неловким придумкам Эдгара.
Окна уже налились вечерней синевой, а у стола все еще сидели и вполголоса переговаривались Егор, Иван и Эдгар, один за другим ложились в стопку испещренные формулами, чертежами, схемами листки. Славка, занятый бросовым микрометром, который дал ему отец, измерял все, что можно, подряд, шипел, отдувался, то забывал следить за темным комочком в углу у плошки, то забывал о железяках и не отрывал взгляда от ежонка. И вдруг тишину цеха потряс восторженный крик мальчишки:
— Пьет, ура!
Славка долго следил, как осторожно начал двигаться темный комочек в углу, как из-под иголок выпросталась остренькая мордочка и потянулась к молоку. И вдруг: «Пьет, ура!»
И ежонок мигом свернулся.
— Ах, Славка, Славка… Если бы ты знал, как трудно еще раз поверить тишине, довериться людям, — сказал Егор и, вспомнив о наказе жены не мучить ребенка, распорядился: — На сегодня все, — и вздохнув, заметил: — С непривычки голова разболелась. Шибко ретиво заставляете вы меня думать.