«Хорошая примета: прибыль идет…» – вдруг радостно подумалось ему.
У него теплело на душе, когда он видел, как налаживается жизнь в его курене и люди ходят вокруг спокойно, озабоченные мирными делами. «Вот что значит сила войска, когда никто не может позариться на улус, порушить спокойствие подданных», – удовлетворенно размышлял он.
Приблизившись к своим юртам, он оглянулся и махнул рукой Бороголу, давая ему знак отпустить воинов на отдых.
Он подъехал к коновязи, слез с коня, и тут из большой юрты быстро вышел Бэлгутэй, с раскрасневшимся лицом подошел к нему.
– Джамуха-анда зарезал двоих своих дядей.
– Каких дядей? – ошеломленный неожиданным известием, удивленно оглянулся на него Тэмуджин. – Когда?
– Сегодня днем. Каких – не знаю, я туда не ходил. Хасар еще днем поехал за тобой, но, видно, разминулся, если вы не встретились, другой дорогой направился.
После того как завершилась облавная охота и войска вернулись в свои курени, Джамуха, обдумав все, что произошло там, на охоте, вынес для себя твердое решение: по-настоящему взяться за свое войско. Нынешняя облава открыла ему, какое неизмеримое преимущество имеет по сравнению с ним в военной силе анда Тэмуджин, как безупречно обучены и подготовлены его отборные тысячи, и как слабо, распущенно оказалось его джадаранское войско. И если до этого он снисходительно усмехался, когда ему доносили, что анда опять выехал к своим войскам и проводит учения, думая: «Недавно получил отцовское войско и все насмотреться на него не может», то сейчас он понял, что анда не простыми играми занимался.
«Вот что значит учить войско! – Пораженный неожиданный открытием, он теперь спешил наверстать упущенное. – А мои люди сидят по своим куреням, пьянствуют, разленились, расшатались, надо хорошенько подтянуть их. Анда, что ни говори, в этом оказался прав: ведь любые, даже хорошо обученные кони в вольном табуне разучиваются, так же и люди…»
Для начала он решил проведать курени своих воинов, посмотреть, как они устроились на зимних пастбищах, поговорить с тысячниками. В ночь он побрызгал арзой восточным военным богам, но сам лишь пригубил, чтобы опять не потянуло к питью, а наутро, как вышло солнце, выехал в дорогу.
В сопровождении десятка нукеров выезжая из куреня на восточную сторону, он увидел спускавшихся навстречу по заснеженному склону сопки нескольких всадников. Двое ехали впереди и около шести-семи воинов плотной толпой следовали за ними.
«С востока едут… киятские дядья были недавно, значит, это отцовские братья или кто-то из керуленских, – досадливо подумал он, придерживая коня и всматриваясь. – Кто же это?.. Не дадут мне своими делами заняться…»