* * *
В следующие несколько дней Джамуха переселил на свои земли две с половиной тысячи воинов Хя-нойона и две тысячи сто восемьдесят – Бату-Мунхэ. К их тысячникам он отправил посыльных с приказом, и тем не оставалось ничего, как подчиниться. Джамуха и не сомневался в том, что те не воспротивятся ему.
«Наоборот, они должны быть рады, – уверенно думал он. – Каждому лучше жить в большом улусе: безопаснее, да и добычи побольше в случае какого-нибудь похода, как на меркитов прошлым летом».
Джамуха в назначенный день выехал к ним навстречу и встретил их в степи, когда те подошли во главе своих кочевий, и велел расселиться по южной стороне его владений, указав каждому место для основания куреня. Он объявил им свои условия и жестко предупредил их:
– Если будете послушны мне, как своему нойону, то останетесь на своих местах и не будете ничем ущемлены. А начнете затевать смуты, заменю вас другими, и тогда хорошего от меня не ждите.
И теперь в собственном его улусе насчитывалось четырнадцать с половиной тысяч воинов, а остальные дядья со своими войсками стали полностью послушны ему.
Безмерно было ликование Джамухи!
«Наконец-то я полностью взял в свои руки всех, до последнего джадаранского подданного, – радовался он, и опять же его мысли незаметно, будто украдкой, потянулись к сравнению себя с андой: – У меня вдвое больше войска, теперь-то уж я не уступаю ему ни в чем, а даже превосхожу!»
Мысли эти у него вновь перешли в грезы о властвовании в монгольской степи, о ханстве, о славе великого повелителя, которому подчиняется множество других родов, тумэнов войск…
«Может быть, начнется какая-нибудь большая война с татарами или с чжурчженями… – порывисто проносились в голове у него мысли. – Я возглавлю войска монголов, ведь теперь я самый большой властитель, кроме меня теперь некому. Мы наголову разбиваем врагов, а потом меня поднимают на ханство… А может, и без войны все будет. Ведь джелаирский Тохорун тогда говорил при остальных нойонах: „Мы поддержим тебя, а не Тэмуджина“. Что можно иметь в виду, говоря такие слова, если не ханство? Да и чем им будет плохо, если я буду у них ханом? Ведь ханство всегда лучше, чем просто племя, да и перед другими почетно, перед теми же татарами и даже кереитами. Как бы мне начать с ними разговор об этом? Должно быть, теперь-то они будут посговорчивее, когда я своих непослушных нойонов казнил и весь джадаранский род полностью в моей власти. Вот и борджигинские кияты теперь со мной. Только надо придумать, как вернее подступиться к этому делу, задарить кого-то, кому-то что-то пообещать… А Джамуха-хан – звучит хорошо. Как это было бы прекрасно!»