Бортэ подняла взгляд на него и посмотрела жалобно, чувствуя, что творится у него в душе. Глаза ее медленно наливались слезами, две крупные капли стекли по щекам, но она не мигая смотрела на него, будто говоря: «Я честна перед тобой и готова принять все, что ты решишь».
Тэмуджин быстро остыл от ее взгляда, тронутый жалостью к ней самой, молча разделся, повесил оружие на западной стене, сел на хойморе.
Бортэ, повернувшись, отложила заснувшего ребенка в сторону и встала. Родив ребенка, она вновь стала стройной и выглядела сильно похудевшей. Она легко и быстро прошла к восточной стене, принесла и поставила на огонь высокую железную треногу, захваченную у меркитов, подвесила заранее приготовленный котелок с вареным мясом.
За Бортэ давно все заметили способность угадывать время, когда Тэмуджин вернется из поездки, будто она чувствовала его на расстоянии, и привычку на всякий случай оставлять на ночь приготовленную еду, чтобы он, прибыв, мог сразу же утолить голод. Угадала и на этот раз, и Тэмуджин, всегда ценивший ее за это, вновь ощутил в себе теплое благодарное чувство к жене за то, что и сейчас она не забыла про него, и теперь понемногу оттаивал душой.
Он поглощал кусок за куском мягкие, разваренные спинные части медведя с жирными прожилками, с наслаждением насыщая истомившийся от голода желудок. В последний раз он ел только утром, перед выездом из куреня девятой тысячи, находящейся на самой южной грани земель улуса.
Бортэ налила в деревянную чашу горячий суп, приправленный сухими корнями горного лука.
Выпив подряд две чаши и окончательно насытившись, он отпустил ремень на рубахе, расслабленно облокотился на подушку.
– Парень или девочка? – спросил он уже почти равнодушно.
– Парень, – тихо сказала Бортэ.
– Когда родила?
– Позавчера.
– М-м…
Помолчали.
– А с последом что сделали?
– Собаке отдали.
– Какой?
– Черному псу.
– Джучи?
– Да.
– Он съел весь послед?
– Сказали, что весь.
– Это хорошо. Джучи хороший пес, его никакой ада[20] не осилит. Значит, он и будет оберегать ребенка от злых духов.
Бортэ смущенно улыбнулась, промолчав, не зная, что ответить.
– Ну что ж, теперь надо укладывать ребенка в зыбку – положим его в нашу, родовую, в которой лежали все мы.
Бортэ с великой благодарностью и теплотой взглянула на него, схватила его руку и прижала к своей теплой груди. Уронив голову, она впервые за долгое время заплакала в голос, обливая его руку горячими слезами.
Тэмуджин, освобождая от нее руку, досадливо проворчал:
– И что вы за народ – женщины. Когда плохо, плачете, когда хорошо, опять плачете. Давай уж как-нибудь обойдемся без этого, не люблю… Да и пора уже спать, завтра, я думаю, будет хлопотный день.