«Ясно, что недолго протянется эта мирная жизнь, – разочарованно думал он. – Опять вспыхнет какая-нибудь свара, кто-то сдуру или спьяну нападет на другого, угонит табун – и снова будет война, убийства, грабеж. Так и будет продолжаться этот беспорядок, никому не будет покоя, никто не будет в безопасности… Живя с такими людьми, надо быть готовым ко всему… – окончательно решил он и после недолгих раздумий твердо установил: – Остается одно: как можно лучше укреплять свой улус и главное – усиливать свое войско».
Прежде, когда Тэмуджин еще не вернул отцовского войска и скитался в одиночестве, он твердо надеялся на хана Тогорила, что тот ему поможет, пригрозит Таргудаю и заставит все вернуть. Ничего несбыточного в том ему не виделось – Тогорил сам обещал это сделать, а после того как он помог собрать отцовский улус Джамухе, уже никаких сомнений в этом не оставалось. Однако теперь, после меркитского похода, когда он вблизи разглядел истинное нутро кереитского хана – его скрытую хитрость и жадность, он сам не хотел слишком задалживаться перед ним: тот ничего без выгоды не станет делать и возьмет за это немало. Угонит борджигинские табуны, целые роды оставит нищими, и придется за это краснеть перед соплеменниками ему, сыну Есугея. Не хотел он вмешивать в это дело и Джамуху с его войском: получилось бы, что он вновь разжигает войну между борджигинами и керуленскими родами. И, отказавшись в мыслях от помощи друзей-властителей, он оставался один на один в этом нерешенном противостоянии с могущественным тайчиутским нойоном.
«Но долг от Таргудая потребовать надо, – крепко держался он за старую мысль, – и сделать это нужно во что бы то ни стало. Иначе меня не будут уважать. Ограбленный и не борющийся за возврат своего имущества не достоин уважения. Многие сейчас, должно быть, смотрят на меня и ждут, как я в таком положении поступлю. Ждет, конечно, и сам Таргудай…»
Так и не решив все окончательно, смутно надеясь на то, что со временем дело как-нибудь прояснится и станет видно, как вернее всего ему поступить, он решил взяться за наведение порядка в своем войске, за то, чтобы оно стало в его руках послушным и могучим оружием.
На второй день после того, как уехали от него керуленские нойоны, он послал за Мэнлигом. Тот прибыл сразу, и они полдня проговорили наедине. Тэмуджин дотошно расспрашивал старого нукера о том, как его отец, Есугей-нойон, правил своим улусом и войском: что в этом деле было главным, какие у него бывали трудности. Мэнлиг, явно одобряя его стремление и проникнувшись важностью дела, долго рассказывал ему обо всем, подробно отвечая на вопросы.