– Ну, а что тебя смущает? – нетерпеливо сказал Тэмуджин. – Я ведь вижу, ты что-то не договариваешь.
Мэнлиг подумал, с трудом подбирая слова.
– Может быть, сейчас и хорошо бы потребовать долг у Таргудая… Но, видишь ли, тут может быть помеха… – Он примолк и покосился на тысячников.
– Ну, говори!
– Наши тысячники, думаю, будут недовольны этим, они не захотят сейчас идти против Таргудая. Хорошо, что хоть на учения вышли, а в поход на Онон… Там ведь Таргудай не один, с ним и другие роды стоят. А этим на своих же борджигинов идти не так просто, понимаешь?
– Ты думаешь, что тысячники откажутся идти со мной в поход? За то, чтобы вернуть законное владение улуса? – Тэмуджин взволнованно перевел дух. – Как же так, они ведь поклялись мне в верности! И я веду их не для грабежа соплеменников, не для пустой прихоти.
– Ты потише говори, услышат… Все верно, но, может быть, мы оставим это дело до весны? А тем джелаирам скажем, чтобы подождали.
– Нет уж. – Тэмуджин упрямо двинул головой. – Я обещал им, что приду и поддержу их, а потому я не могу отступать.
Мэнлиг пристально посмотрел на него, будто пытаясь проникнуть в его мысли. И, словно убедившись в чем-то, сказал:
– Ну что ж, тогда огласи приказ, но будь готов ко всему.
Тэмуджин глубоко вздохнул и молча повернул коня. Сердце в груди у него громко колотилось.
Подъехав к тысячникам, едва сдерживая переполнявшие его чувства, он почти злобно оглядел их. Те, внешне равнодушные, с выжидающими лицами смотрели на него.
Он громко сказал:
– Готовьтесь к походу. Идем на курень Таргудая.
Тысячники молча переглянулись, опустили взоры. Тэмуджин, медленно переводя взгляд с одного на другого, продолжал:
– Пришла пора забрать у него старый долг, табуны и подданных моего отца.
Те все так же помалкивали, неподвижно застыв в седлах, и один лишь Муху, вождь девятой тысячи, высказался открыто:
– Я не думаю, что есть нужда идти в поход прямо сейчас. Надо переждать хотя бы эту зиму. Пусть люди отдохнут, а там, может быть, все повернется по-другому… К чему такая спешка, куда эти табуны и люди денутся?
Тэмуджин чувствовал, как медленно похолодело у него в груди, будто у него онемело все тело. В голове мельком пронеслось: «Так и есть, тысячники против похода, а один уже отказывается мне повиноваться».
Он вспомнил, что в меркитском походе, безлунной ночью, когда они захватили опустевшую ставку врага и надо было искать Бортэ, этот же тысячник отказывался идти вперед, говоря, что опасно наступать в темноте.
Тэмуджин оглядел остальных. Те, потупив внешне равнодушные взгляды, выжидающе смотрели в землю. Казалось, они были согласны с Муху.