— Мы не можем их убивать, они люди. Старики и дети, — терпеливо начала Оля, пододвигая кормушку. — Мы должны сделать для них все возможное.
После таких слов на нее изволили обратить внимание и лицо Влада оказалось весьма удивленным.
— Ты решила… подумать об этом? Но зачем, все равно руководитель практики тебе этого не зачтет?
— Я… да, решила подумать, — неожиданно согласилась она. — И уверена, мы должны продолжать изучение.
На это он соизволил ответить.
— Изучение… — ухмыльнулся хищник. — С чего ты взяла, что их изучают? Их содержат только потому, что не могут решить юридический казус — формально они не умирали, их сердце бьется, пусть и раз в минуту. И хотя мозговой активности нет, нет и аппарата искусственного питания, от который их можно отключить. Не убивать же, в самом деле, юридически живых людей? Вот и держат! Ни о каком изучении и речи нет. Да и… хрен бы с ними! Но ведь есть еще мировые государственные интересы, защита суверенитета, имидж страны, в общем, как ни крути, кто-нибудь да решит, наконец, использовать вирус как оружие. Тогда наступит конец света!
Олю такая бурная реакция просто оглушила. Вот вам и хищник, опасное, но безмозглое существо на инстинктах!
— Подумай еще и об этом, раз начала. Это будет даже… любопытно.
Вызов Оля приняла, так что на следующий день они спорили почти два часа. Она пыталась доказать, что во-первых, сам вирус не способен мутировать сколь-нибудь серьезно, а во-вторых, что военным никогда не дадут использовать его в своих интересах. А он убеждал, что она слишком наивна, что тут не может быть доказательств, это только вопрос веры, как в Бога — она верит, что этого не случится, он — нет. Переубедить друг друга они не смогли.
В последний день практики Оля столкнулась с ним прямо у входа в барак. Солнце как раз перестало греть и сдаваясь, окрашивало воздух желтоватыми бликами. Среди всего этого летнего великолепия огороженная железной сеткой территория смотрелась жутковато. А вот фигура у двери отлично в этот образ вписывалась. Ей вдруг пришло в голову, что ее ждали. Влад явно хотел что-то сказать, Оля остановилась и приготовилась слушать.
— Я знаю, ты их жалеешь, как жалеют смертельно, безнадежно больных. Но тогда, что ты скажешь насчет эвтаназии? Насчет помощи тем, кто просто ничего не может сказать в свою защиту? Ты сама на их месте… ты сама хотела бы так бродить?
Оля отвечать на весьма провокационные слова не стала, ветер дул со стороны моря, сбивая мысли в сторону безделья и пустого лежания на песочке под звук волн. Зачем портить последний день? Он спросила: